Прошка как-то сразу стушевался. Уж кто-кто, а Леша всегда говорил правду, и все это отлично знали.
— Ну ладно, — пришел на помощь Прошке Славка. — Тогда, Варвара, зайди к нам, когда со следователем управишься. Мы тебя до лагеря проводим. Там и поговорим.
Долгое время мы шли по берегу молча. Прошка напрасно боялся темноты — над морем висела полная луна, такая яркая, что камни на берегу отбрасывали тени. Тихо плескались волны, шуршала под ногами галька. Я плелась в хвосте нашей печальной процессии, не отрывая глаз от серебряной лунной дорожки на воде. В конце концов не выдержав тягостного молчания, я решила затеять разговор на какую-нибудь нейтральную тему. Хотелось немного снять напряжение и растормошить совершенно сникшего Генриха.
— Что-то Славка в последнее время начал преподносить сюрпризы, — заговорила я. — Кто-нибудь может мне объяснить, какого дьявола он женился на этой безмозглой кукле? Неужели даже самые умные из мужиков теряют голову при виде хорошенькой мордашки?
— Только не Славка, — откликнулся, к моей радости, Генрих. — Славка поступил в точном соответствии со своей установкой. Видишь ли, как человек вдумчивый, он привык взвешивать свои поступки. За пять лет он насмотрелся на мехматовских девиц и решил, что ему нужна жена совсем другого склада. Нет, ты не думай, наши девочки ему очень нравятся, просто, как он утверждал, с умными женщинами все время нужно быть в форме. А ему хотелось, чтобы в присутствии жены можно было расслабиться. Пусть она радует глаз красотой и щебечет о каких-нибудь милых пустяках. Славка считает, что дома вовсе ни к чему разговоры о мировых проблемах и последних научных достижениях. Дом нужен для отдыха, физического и душевного. А потому вовсе не обязательно, чтобы жена была семи пядей во лбу, даже наоборот. Вот он и выбрал Ирочку.
— Знаешь, Варька, как ему все мужики на свадьбе завидовали? — подхватил Прошка. — Ирочка была просто сногсшибательно хороша. И весела, как птичка. Кто-то из наших мехматовских ребят сказал, что теперь готов поверить в Славкину теорию брака.
— Между прочим, Ирочка хорошая хозяйка, — добавил Генрих. — Я дважды заходил к Славке по делу довольно неожиданно и оба раза был привечен, вкусно накормлен и напоен.
— Ладно, убедили, — сдалась я. — Тем более что я сегодня своими глазами видела, как ловко он с женой управляется. Несколько слов сказал — и ее словно подменили. А ведь если бы не Славка, она бы точно мне глазки выцарапала.
— И была бы совершенно права, — заметил Марк. — Ты хоть изредка отдаешь себе отчет в том, что говоришь и делаешь, Варвара? У тебя просто мания играть с порохом, и когда-нибудь ты доиграешься…
— А что я такого сказала? — обиделась я. — Ну подумаешь, пошутила!
— То-то и оно, что твоя шутка была очень уж похожа на правду, — поддержал Марка Леша. — Ведь Нину, скорее всего, действительно убил один из нас. А может быть, и Мирона. Вряд ли кто посторонний ни с того ни с сего зашел бы в изолятор и навалился на незнакомую женщину с подушкой. Разве что Ирочкин маньяк, но это слишком маловероятно. А знакомых у Нинки с Мироном здесь, кроме нас, нет.
— Значит, по-твоему, более вероятно, что здесь постарался кто-то из своих? — ядовито поинтересовалась я. — Тогда, может быть, ты знаешь и почему он это сделал? Или ты считаешь, своим причины для убийства ни к чему? Постороннему человеку нужен мотив, а мы, стало быть, можем убить просто так, развлечения ради?
— Да, Леша, что-то ты не то говоришь, — встал на мою сторону Генрих. — Ну подумай, у кого из нас были основания избавиться от Нины? Да если на то пошло, кто из нас способен задушить спящую, беспомощную женщину?
— Слово «нас» можешь не употреблять, Генрих. О тебе речь не идет. Тебя в тот момент здесь вовсе не было, — напомнил Марк.
— Совершенно верно, — поддержал его Леша. — Возможных кандидатов в убийцы у нас только восемь. Славки с женами и мы четверо: я, Марк, Прошка и Варька. А что касается мотивов, Варвара, то у нас они могли быть, а у постороннего человека — нет. Поэтому я и считаю вероятным, что убил кто-то из своих.
— Хорошо, тогда порассуждаем дальше, — предложила я Леше. — Какие вообще бывают мотивы для убийства? Убивают из корысти, из мести, из ревности, из страха, ну и, может быть, из зависти. Возьмем корысть. Кто из нас выгадывает от Нинкиной смерти? Никто. Деньги и имущество, если они есть, перейдут родным. Завещания она не писала, потому что нечего было отписывать. Все Нинкины источники дохода — это папа с мамой, ну и в меньшей степени Мирон. Лотереей она не увлекалась, на тотализаторе или в рулетку не играла. И зарабатывать не зарабатывала, потому как второе высшее образование получала. Стало быть, корысть отпадает. Согласен?
— Согласен, — признал Леша.
— Рассматриваем месть. Кому из нас Нинка насолила? Ну хорошо, пусть мы этого не знаем, но хотя бы — кому могла насолить? Я дружила с ней три года и категорически утверждаю: Нинка не из тех девиц, которым нравится делать гадости. Может, в ней и есть… было немного женской стервозности, но только самую малость — так, шпильку в разговоре подпустить, не более того. Причинять людям серьезные неприятности она не могла. И обидеть не могла даже ненароком, потому что была очень тактичной и чуткой к чужому настроению.
— А как на тебя вчера набросилась, забыла? — встрял Прошка.
— Это потому, что Мирон был ее слабым местом. Особенно в отношениях со мной. Мы с ней много раз из-за него ссорились, еще когда дружили. А вчера она попросту не соображала ничего от беспокойства. Но я что-то не слышала, чтобы Нинка с кем-нибудь ругалась по другим причинам. Так что месть в этом случае весьма сомнительный мотив. Согласен, Леша?
— Ну, допустим.
— Страх не проходит по тем же причинам. Не в Нинкином характере было кого-то в страхе держать.
— Нет, — возразил Леша. — С этим не согласен. Представь себе, что Мирона убили, а Нинка могла знать, кто это сделал. Ты думаешь, она стала бы в этом случае миндальничать? Вспомни, ты же сама говорила, что Нинка очнется и начнет милиционерам всю правду-матку в глаза резать и мы еще попляшем.
— Да, — задумчиво сказал Марк. — Похоже, ты прав. Скорее всего, это и есть истинный мотив. В ревность и зависть мне как-то не верится.
— Но тогда получается, что Мирона тоже убили? — недоверчиво воскликнул Генрих. — А его-то за что?
— Ну, для убийства Мирона причину найти легче, — хмуро заверил его Марк. — Тут и корысть возможна — все-таки он бизнесом занимался, — и месть, и зависть, и страх. Мягким нравом Мирон никогда не отличался.
— Но ведь речь идет не о каких-то посторонних людях! Не о неведомых конкурентах, противниках, недоброжелателях. Речь идет о нас, подумай, Марк! — заклинал Генрих.
— Генрих, перестань примазываться, — одернул его Прошка. — Сказано же тебе: ты здесь ни при чем. И потом, мы тоже люди. И у нас есть свои маленькие слабости.
— Да помолчи ты! — разозлился Марк. — Видишь же — не до шуток. Если уж речь зашла о слабостях, то твои граничат с пороками.
