Когда Света, слегка воспрянувшая от Наташиного сочувствия, поднималась к себе, ее осенило — ей бы хотелось, чтобы Нина прочувствовала, что будет, если ее разлюбит Света! Да! Да-да! Вот, что нужно! Света даст почувствовать, какова будет Нинина жизнь на фирме, если Света ее разлюбит! Она, видите ли, не захотела посвятить всю себя Свете, подарочек пустяковый сделать лишний раз скупилась, ну так пусть узнает, что это была ее роковая, величайшая в жизни ошибка!
Перво-наперво Света перестала звать ее по имени — только по имени-отчеству. Так, правда, было и раньше, особенно при посторонних, но сейчас только так. Однако пришлось в комплекте отказаться и от очень большого удобства — утром в понедельник звонить и просить Нину поприсутствовать на планерке у директора. К счастью, вернувшийся Толька опять начал подвозить ее на работу, но вставать и ехать все равно приходилось часа на полтора раньше, чем в те дни, когда на планерку ходила Нина. После такого начала трудовой недели Света чувствовала себя разбитой и несчастной вплоть до вечера пятницы.
На Нину эта перемена Светиного отношения не подействовала. Похоже, уткнувшись в свой компьютер, она попросту не заметила, что вышла из Светиного фавора.
Света стала обращаться к ней только по работе, что, в общем, тоже случалось нечасто, потому что Нина сама забирала почту и сама выбирала из нее то, что касалось международного отдела. Поскольку ее касалось практически все, до Светиного стола служебные бумажки не добирались и с Нининого стола спокойно уплывали дальше по отделам. Зато с Машей Света стала еще более нежна и обходительна.
Когда Нина сидела и долбила свои письма или переводы, Света громко и демонстративно предлагала: «Машенька, девочка моя любимая, давай с тобой кофе попьем?» — давая Нине понять, что она-то отныне лишена Светиной любви, а страшней этого и быть ничего не может. А что в самом деле может быть страшней, чем стать и быть нелюбимой?!! Уж Света-то это знала на своей многострадальной тонкой шкурке!
Света нарочно громко смеялась, болтая и попивая с Машей кофе. Маша, правда, иногда смотрела на нее как-то удивленно — с чего это она так веселится? — и Светино чуть истеричное веселье поддерживала только своей тихой ангельской улыбкой.
Уходя в какой-нибудь отдел по работе, Света старалась взять Машу с собой потому, что без нее Свете становилось невыносимо тоскливо уже через несколько минут, и еще для того, чтобы Маша поменьше общалась с Ниной и не подпадала под ее влияние. Что ни говори, Света все-таки, при всей своей нежной привязанности к Маше, не могла помочь ей в учебе ни по каким предметам — будь то философия, а тем более экономика или математика.
Скоро по фирме поползли неприятные слухи об их чересчур сильной привязанности и неразлучности. Света, узнав эту сплетню от Наташи, даже не особенно огорчилась — просто завидуют, что Света так горячо любима! Решив, что надо быть выше сплетен, Света не сказала об этом Маше, чтобы не огорчать своего милого ангела.
Дома у Светы тоже дела были не блестящи. Евсеев, едва отмывшись от волжской грязи, потребовал денег на ремонт «Газели», разладившейся во время летних путешествий по бездорожью. Поскольку Света была в диких долгах после сбора дочек в школу, а первая неполная зарплата нужна была целиком на питание воссоединившейся семьи, в спонсорских взносах ей пришлось Евсееву отказать и напомнить ему, что это он муж и отец семейства и его задача — добывать и кормить.
Разразился многочасовой скандал с матом и оскорблениями, излюбленными «сукой и проституткой», и впервые за то время, что они были снова женаты, Евсеев хлопнул дверью и ушел ночевать к родителям. Света выбежала за ним и все то время, что он стоял на площадке, ожидая лифта, с удовольствием напоминала ему об Алиске и о том, что без денег он никому не нужен, даже старухе, а ей — тем более, так что может и не возвращаться вовсе, а искать себе какую-нибудь дуру, которая будет его содержать вместе с его автопарком.
После выяснения отношений с Евсеевым Свете стало легче, она даже стала подумывать, не вернуть ли ей Нине свою благосклонность, хотя бы частично… Все-таки их всего трое в отделе, и чего уж там, если эта несчастная женщина родилась совсем без сердца, без чувств, в конце концов, это не ее вина, а ее беда…
В отдел Света явилась хоть и с опозданием, но почти веселая. На вопрос, кто искал и спрашивал, Нина, как всегда спокойно и обстоятельно, ответила, что уже два раза спрашивал Пеструх и он с нетерпением ждет ее звонка.
Света, даже не раздеваясь, бросилась к телефону и привычно соврала директору, что у него было занято, а сама она уже давно готова к его заданиям. Дело было пустяковое, и Света, решив, что пошлет на задание Машутку, открыла платяной шкаф, где ее ждал бандитский удар со стороны Нины.
В шкафу висело новое пальто, из супермодного и дорогого букле, очень красивого синего цвета. Света пощупала пушистую ткань, и даже те маленькая радость и крошечная бодрость, которые она получила вчера, высказав Евсееву все, что она о нем думает, разом, единой волной схлынули из ее души, как вода из сливного бачка в унитаз.
«Как, я сижу без копейки, меня даже муж из-за этого бросил, а она себе шмотки покупает?!!» — думала Света, в отупении стоя перед открытым шкафом.
Онемелыми руками она разделась и повесила свое трижды побывавшее в химчистке пальтецо, мучительно собирая разбегавшиеся маленькими тараканчиками мысли.
«Да откуда же у нее такая куча денег?!!» — думала Света, бредя к своему столу на отнимающихся ногах.
Света вспомнила: Маша сдает зачет и должна быть не раньше обеда. От этого на Свету навалилась такая свинцово-тяжелая тоска и бессилие, что даже Наташа, которой она позвонила, попросила ее говорить громче. Света откашлялась и, пытаясь придать голосу хоть какую-то бодрость, сказала, что сейчас спустится.
Наташа на вопрос, как можно так шиковать на Нинину зарплату, ответила, что никакого особого шика она в Нининых одежках не видит, и какая бы у нее ни была зарплата, достается она Нине целиком и в полное распоряжение, и нечего об этом говорить — Нина живет для себя, а Свете нужно думать о семье. Тут только Света вспомнила, что шла-то к Наташе, чтобы рассказать об уходе Евсеева, а не о Нининой обнове.
Где-то в глубине Светиного существа промелькнула мысль: а не слишком ли много ее времени и не бог весть каких душевных сил уходит у нее на размышления о Нине? Что представляет собой эта особа, что возникает она на каждом Светином шагу? Света дала себе слово поменьше говорить и думать о ней и стала подробно пересказывать Наташе их с Евсеевым вчерашний скандал.
Поднявшись в отдел, она обнаружила пришедшую Машутку, невероятно ей обрадовалась, и теплая волна радости, пришедшая от секретаря-референта, немного подняла настроение начальнику. О своих бабьих неприятностях Света Маше рассказывать не стала, напротив, заставила Машутку подробно рассказывать о зачете. Посреди Машиного монолога Света заметила, как Нина встает и направляется к двери с кошельком в руке.
— Нина Георгиевна, — строго окликнула ее Света. — Вы куда это собрались?
