— Конечно, пойдем. И маму с собой возьмем. Как же без мамы? Ты пойдешь с нами? — повернулся к Катерине Данфельд. В этот момент все трое были уверены, что нет важнее места на земле, чем планетарий.
— Конечно, пойду. Я тоже там не была никогда.
— Вот! Завтра же все и пойдем. А если понравится, можно будет записать Марата в астрономический кружок.
Катерина видела, что еще секунда такого восторга — и сердце выпрыгнет из груди ее сына.
— Все, давайте обедать. Для подготовки к полету нужны силы.
* * *
На следующий день в планетарий они не пошли — у Марата поднялась температура. Катерина знала, что следом может развиться приступ. Особых причин для болезни не было — не простужался, не контактировал с больными детьми. Разве что нервное напряжение, у астматиков такое бывает. Врач предупреждал Катерину, что сильные эмоции — не только отрицательные, но и положительные — могут вызвать стресс, мальчик впечатлительный. Она понимала, что нужно подождать и прежде всего успокоиться самой, тогда успокоится и ребенок. Данфельд волновался не меньше Катерины.
— Это я виноват, идиот. Что же ты меня не предупредила?
— У него давно не было приступов — утратила бдительность. Успокойся, тогда и он успокоится. Он же от тебя сейчас зависит, как ни от кого другого. Марат, — позвала она сына. — Иди к нам. Посидим в тишине, поболтаем, помечтаем…
Второго приглашения не потребовалось. Они забрались с ногами на диван, укрыли Марата пледом и поплотнее прижались друг к другу.
— Вот скажи, что бы делал, если бы у тебя было много денег? — спросила Катерина у Данфельда.
— Я? — Данфельд посмотрел на потолок, как будто там был написан ответ. — Я бы, конечно, путешествовал. Ну, в полеты на другие планеты меня бы уже не взяли — староват. Я бы путешествовал по земле, переезжал из одной страны в другую. Нет, не по курортам — курорты однообразны и банальны. На них даже море выглядит гламурным водоемом. Я бы выбирал места поинтересней — маленькие городки или деревни, старался бы подружиться с местными жителями, с семьями…
— У тебя бы это получилось, — с уверенностью сказал Марат.
— Ты думаешь? — спросил Георгий тоном человека, уважающего мнение собеседника. — Это хорошо, это бы очень упростило мою задачу. Так вот, я жил бы среди этих людей как можно дольше, чтобы успеть их узнать и полюбить.
— А если бы полюбить не получилось? Если бы они оказались злыми и жадными? — не унимался Марат.
— Так не бывает. Николай Гумилев, лет сто назад, написал удивительные строки: «Все чисто для чистого взора». Какими глазами ты смотришь, то и видишь…
— Ты бы остался с ними навсегда? — ужаснулся своей догадке Марат.
— Я жил бы с ними ровно до того момента, когда бы они стали считать меня своим. Тогда бы я и уезжал, в другую страну, например. Или в другой город. Я могу быть только гостем в чужом мире.
Катерина уже открыла рот, чтобы спросить: «Почему? Почему только гостем», но Марат опередил ее:
— Я путешествовал бы вместе с тобой, если бы у меня были деньги. Ты бы взял меня с собой?
— Конечно, что за вопрос! Хорошая у нас была бы компания! Катерина, а ты?
— Я бы купила себе саксофон. Хороший дорогой саксофон. И научилась бы играть джаз. Я могла бы брать уроки в своей школе, недорого. У саксофона такой голос… Голос настоящей нежности.
— Ну, на саксофон нужны не очень большие деньги, — задумчиво сказал Георгий.
— Но у меня их нет.
— Хоть чья-то мечта должна исполниться!? — судя по тону, Данфельд был готов к решительным действиям.
После этого разговора он не появлялся пару дней. Марат пошел на поправку и без конца спрашивал, о Данфельде, но у Катерины даже не было его телефона — он всегда звонил сам. Потом пришел, рано утром, и выложил на стол три тысячи долларов.
— Ты кого-то ограбил? — первое, что пришло Катерине в голову.
— Собирайтесь — едем покупать саксофон. Надо еще зайти в обменник, — деловито командовал Данфельд.
— Я никуда не поеду, пока ты не скажешь, где взял деньги, — Катерина играла непреклонность, хотя в душе ликовала.
— Они добыты честным путем, не сомневайся. Я похож на грабителя?
— Не похож, но… — Данфельд действительно не был похож на грабителя.
— Мне дала их одна добрая женщина, моя знакомая. Она вдова знаменитого архитектора, очень богата и очень любит помогать людям. Вот я и позволил ей сделать доброе дело.
— И что ты ей сказал?
— Правду. Только правду. Сказал, что у меня больное сердце и для лечения нужны деньги. Она сама дала мне три тысячи, я не просил. И дала их с радостью, поверь.
— А что у тебя с сердцем? — Катерина уже забыла про саксофон, и Марат слушал их разговор, замерев от страха. — Лучше поедем к врачу, а не за саксофоном…
— Даже не знаю, как тебе это объяснить. Мне было лет двенадцать-тринадцать, когда я узнал очень страшную для себя вещь…
— Какую? — выдохнул Марат.
— Что я — потомок древнего рыцарского рода, но никогда не смогу увидеть свой родовой замок…
— Почему? — Марат готов был расплакаться от жалости к Данфельду сию же минуту.
— Потому что у меня нет на это денег, даже на билет. И у отца моего тоже нет денег, только замок и остался. И тот разрушается, я могу не успеть…
Теперь уже была готова расплакаться и Катерина.
— А сердце?
— Вот тогда что-то и случилось с моим сердцем. Врачи не понимают, что именно, но оно все время ноет, болит. И как мне помочь, они не знают. Зато знаю я.
— Как? — Марат и Катерина спросили одновременно.
— Тебе хватит полутора тысяч на приличный саксофон? Думаю, хватит, а на остальные я поеду в Австрию. Там, в горах, все пройдет — я уверен. Ну что, вперед за инструментом?
— Вперед! — Марат был счастлив, что все так просто разрешилось.
— А что это за женщина, вдова архитектора? — первый раз за все время знакомства с Данфельдом в сердце Катерины закралось сомнение.
— Женщина с добрым сердцем. У нее никого нет, — Данфельд рассказывал с явной неохотой. — Я познакомился с ней прошлым летом. Мы подружились.
— Молода, умна, хороша собой? — Катерина понимала, что спрашивает лишнее, но не могла остановиться.
— Молода — не очень, за сорок. Но умна и красива.
— И ты часто берешь у нее деньги?
— Первый раз. Но тебя это не касается, — Данфельд не собирался давать ей отчет. — Марат, ты готов?
Это была первая кошка, пробежавшая между ними. К счастью, небольшая, совсем котенок, и она не оставила следов.
* * *
В первых числах августа Данфельд улетел в Австрию. Конечно, обещал звонить и обязательно вернуться к началу учебного года. У них с Маратом были большие планы — и планетарий, и кружок… Уже начался октябрь, но Данфельд не появлялся. Сначала Катерина просто ждала его, спокойно считала дни, потом стала волноваться, искать информацию об авариях в Москве и Австрии, об авиационных катастрофах — ничего. К концу сентября вдруг решила: он обычный гастролер, альпийский дух, прилетел — улетел… И ждать его нечего. И незачем. Но она не могла его не ждать. Марат ни о чем не спрашивал, хотя было видно, что он скучает по Данфельду.
