— Пока нормально, — ответил Петри. — Вообще-то, я не очень доверяю этим автоматическим камерам. Если движок ломается, вручную пленку уже не перемотаешь.
— Батареек достаточно?
— Два комплекта. С этим проблем не будет.
Ребус кивнул. Он знал репутацию Петри — надежный, основательный, мог бы уже и повыше подняться по служебной лестнице.
— А что телефон?
— Подключили, сэр, — доложила Шивон Кларк.
Обычно между постом наблюдения и штабом связь устанавливалась по рации. Но для операции «Толстосумы» это не годилось — у таксистов и диспетчеров были двусторонние рации, а потому существовала опасность, что разговоры полицейских могут перехватить. Кроме того, рации таксистов создавали бы помеху.
Чтобы избежать этих потенциальных опасностей, ранним утром в воскресенье в квартиру наблюдения была протянута телефонная линия. Телефонный аппарат стоял на полу у двери. Пока что им воспользовались всего два раза: Джардин записалась к парикмахеру, а Петри сделал ставку у букмекера, после того как увидел в своем таблоиде подсказки к предстоящим скачкам. Шивон тоже собиралась воспользоваться телефоном — позвонить днем в больницу и справиться о состоянии Брайана. Так что Ребус первым использовал телефон в служебных целях — набрал номер отделения на Сент-Леонардс.
— Есть что-нибудь для меня? — спросил он. — Так, это интересно. Что еще? Кто? Почему с этого не начал, черт возьми! — Он бросил трубку. — Брайан пришел в себя. Сидит в кровати, ест куриный бульон и смотрит телевизор.
— И то и другое может спровоцировать ухудшение, — сказала Шивон, теряясь в догадках, что же такое еще сказали Ребусу.
— Привет, Брайан.
— Здравствуйте, сэр. — Холмс, сидевший в наушниках, опустил их на шею и выключил магнитофон. — Пэтси Клайн[29], — сказал он. — Я ее часто слушаю, с тех пор как Нелл выставила меня за дверь.
— А откуда кассета?
— Тетушка принесла, спасибо ей. Она знает, что мне нравится. Когда я очнулся, кассета уже меня ждала.
Ребуса вдруг осенило. Пациентам, находящимся в коме, играют музыку, да, точно. Может быть, Холмсу давали слушать Пэтси Клайн? Неудивительно, что он не хотел просыпаться.
— Мне как-то трудно включиться, — продолжил Холмс. — Я хочу сказать — столько дней выпали из жизни. Я, вообще-то, не возражаю. Поспать я люблю. Только ни черта не помню, что снилось.
Ребус присел у кровати. Стул уже стоял на месте.
— Посетители были?
— Нелл заглянула.
— Это хорошо.
— Она все время плакала. У меня что, лицо изуродовано, а мне никто не решается об этом сказать?
— Лицо, как и было, страшноватое. А что насчет амнезии?
Холмс улыбнулся:
— Нет-нет, я все хорошо помню, правда не знаю, что это может дать.
Холмс и в самом деле выглядел неплохо. Как говорил доктор, мозг перекрывает все системы, оценивает причиненный ущерб, проводит ремонтные работы, а потом наступает пробуждение. Полицейский, излечи себя сам.
— И что же ты помнишь?
— Я помню, — сказал Холмс, — что провел вечер в «Кафе разбитых сердец». Я даже могу сказать, что я ел.
— Что бы ты ни ел, могу спорить, что на десерт ты заказал «Синее замшевое суфле».
Холмс покачал головой:
— Суфле мне не досталось. Эдди говорит, это самое ходовое блюдо после «Королевы».
— И что было потом?
— Да все как обычно. Я сидел в баре, выпивал и болтал. Думал, вот сейчас какая-нибудь красотка подсядет и спросит, часто ли я сюда захожу. Некоторое время поговорил с Пэтом. Он в тот вечер дежурил в баре. — Холмс помолчал. — Тут нужно объяснить. Пэт — это…
— Партнер Эдди — общий бизнес, а может, и постель тоже.
— Ну-ну, только давайте без гомофобии.
— Некоторые из моих лучших друзей дружат с геями, — успокоил его Ребус. — Ты когда-то уже упоминал Колдера. Еще я тебе могу сказать, что он не водит машину.
— Это верно. Машину водит Эдди.
— Даже когда нажрется до поросячьего визга.
Холмс пожал плечами:
— Я в это не вмешиваюсь.
— Придется — когда он переедет какую-нибудь старушку.
Холмс улыбнулся:
— Его машина по виду, может, и навороченная, но в жутком состоянии. Ее и до сорока миль на пустой дороге не разогнать. И потом, Эдди, если угодно, самый осторожный из всех известных мне водителей. Ползет со скоростью пешехода. Я как-то раз видел, как его обогнал скейтбордист. Причем свой скейтборд он нес под мышкой.
— Значит, в баре были только ты и Колдер?
— Пока к нам не присоединился Эдди — он закончил все дела в кухне. Нет, в ресторане были и другие люди, но таких, чтобы с негодяйской рожей, — нет, таких я не видел.
— Давай дальше.
— В общем, я собрался домой. Вероятно, кто-то ждал меня за мусорными бачками. А следующее, что я помню, — это как кто-то возится у меня под килтом. Я открываю глаза и вижу, как две медсестры моют моего петушка.
— Чего-чего?
— Клянусь вам, именно от этого я и очнулся.
— Чудо медицины.
— Волшебная губка, — сказал Холмс.
— Так есть какие-нибудь идеи, кто тебе припечатал?
— Я думал об этом. Может, они перепутали меня с Эдди или Пэтом.
— С какой бы стати?
Холмс пожал плечами.
— Не пытайся обмануть старого дядюшку Ребуса, Брайан. Ты забыл, что я умею читать твои мысли.
— Ну, тогда сами и скажите.
— Может быть, они просрочили с платежами.
— Вы имеете в виду за крышу?
— За страховку. Они так это предпочитают называть.
— Возможно.
— Сладкая парочка из «Разбитых сердец» склоняется к мысли, что таким образом нечестивый союз владельцев индийских ресторанчиков выразил им свое недовольство падением доходов.
— Мне это трудно представить.
— Мне тоже. Может, никто ничего не перепутал, Брайан. Может быть, никому не нужны были Эдди и Пэт. Может быть, им был нужен именно ты. Но почему?
Розовые щеки Холмса стали еще краснее.
— Вы нашли мою черную записную книжку?
— Конечно. Я искал улики, и потому пришлось посмотреть твои вещички. Я нашел твои записи. Вернее, твои шифровки. В них никто, кроме другого полицейского, не смог бы разобраться. Но я и есть другой полицейский, Брайан. Там у тебя имеется несколько наводок, и одна очень серьезная.
