С темного ночного неба спустился небольшой шатл, притушил ходовые огни и совершил мягкую посадку в центре крыши так близко, что горячий выхлоп его сопел опалил неподвижное лицо Мохаммеда Венса. Он двинулся к челноку. Миротворец Сэмюэль де Ностри почтительно следовал за ним, держась на шаг позади.
— Так точно, мсье комиссар, — бодро козырнул он. — Все будет исполнено согласно вашим приказаниям.
Не оглядываясь на де Ностри, Венс, бросил через плечо:
— Кормите его, когда он попросит. Разрешайте ему спать в обычные часы. Но как только он откажется отвечать на вопросы, убейте его. — Венс поднялся по трапу и неожиданно повернулся, сверху вниз глядя на младшего офицера. — Если он продержится до полуночи с субботы на воскресенье, убейте его в любом случае. Лучший метод — яд в пищу.
— Будет исполнено, комиссар Венс.
— Я буду в Капитолии. Можешь звонить мне, если что-нибудь случится.
— Слушаюсь. — Де Ностри стоял по стойке «смирно», уставившись немигающим взглядом в жесткое лицо Венса. Тот как будто прочитал его мысли.
— Только дурак ничего не боится, мой мальчик, — криво усмехнулся комиссар и нырнул в открытый люк входного шлюза.
Де Ностри поспешно отдал честь, пригнулся и опрометью бросился к краю крыши. Хорошо, что он обладал скоростью и устойчивостью киборга — шатл стартовал еще до того, как он успел выбежать из опасной зоны, раскаленный вихрь стартовых двигателей сбил бы с ног любого человека, не такого тяжелого, как гвардеец Миротворческих сил.
Де Ностри проводил взглядом взлетающий челнок и еще долго стоял на крыше, пока огнедышащий жар вокруг него вновь не сменился ночной прохладой. Он усиленно размышлял над последними словами Венса. При этом ему даже в голову не пришло повторить их кому-нибудь из сослуживцев, даже лучшему другу Гарольду Пейлетэну.
Венс был, без сомнения, самым уважаемым, самым превозносимым офицером в Гвардии. Даже его неудача при попытке поймать Неуловимого Трента не повредила репутации комиссара-в отличие от других миротворцев Системы, он, по крайней мере, подобрался к беглецу совсем близко.
Де Ностри знал об этом. Знал и о том, что, сообщи он коллегам приказ командира, никто ему не поверит.
Дышать.
Это было первым, чему научили Танцора; первый шаг на долгом пути познания самого себя.
Они оставляли его ночью одного, очевидно полагая, что он спит.
Ему вспоминались фрагментарные отрывки из постулатов шиа, науки, которую он отверг перед своим сотым днем рождения:
«Мы рождаемся ущербными, но жизнь исцеляет».
Дыши глубже. Выжигай кислородом отраву в системе.
«Исцели себя сам».
Лежи на прохладной, шуршащей ткани, которая покрывает кровать. Глаза закрыты, плыви в темноте.
Напряги мышцу на наружной стороне большого пальца левой ноги. Теперь по кругу, до мышцы внутри. Одну за одной, напрягай и расслабляй каждую мышцу каждого пальца.
Двигайся дальше. Пятка, подошва, а теперь мышцы, поддерживающие щиколотку. Шепчи команды, но не нервным окончаниям, похожим на длинное раскидистое дерево. Поддерживай ток крови, те его клетки, что пожирают мертвую материю и убивают вторгшихся чужаков.
Мышцы икр на ногах Седона начали дрожать, как будто он только что пробежал марафонскую дистанцию, сжимаясь и расслабляясь, пока кожа, их покрывающая, буквально не завибрировала от усилий.
Дыши.
И продвигайся вверх.
Они подарили ему всю эту ночь и еще три ночи кряду.
6
Наступило утро пятнадцатого дня заключения Седона, и вместе с ним в камеру вторгся неживой механический голос. Не имея окон в своей подземной тюрьме, Седон догадался, что наступил день, только потому что свет в комнате сделался ярче.
Он уселся ровно, подложил подушку под спину и расслабился, сплетя пальцы над животом и позволяя различным частям тела спать и выздоравливать, пока они с «компьютером», или «программой» — эти два слова, как он узнал, обозначали его собеседника, — продолжали «знакомиться» друг с другом.
Тот объем информации, что программе было позволено передать Седону, мог напугать его, если бы он это себе позволил. В него входили самые интимные подробности, касающиеся вождей этого странного мира, структур власти и правительства. Принимая во внимание, что он наверняка находится в руках этих властных структур, в первую очередь Миротворческих сил, а возможно также Генерального секретаря и Министерства по контролю за рождаемостью, Седон пришел к неутешительному выводу, что они не намерены оставить его в живых.
Он напугал офицера по особым поручениям Венса своей ошибочной, так не вовремя затеянной попыткой воздействия Речью. С другой стороны, Речь — не более чем техническая способность языка. Она включает использование слов, произносимых подходящим тембром с нужной модуляцией и громкостью и располагаемых в определенном порядке с соответствующим содержанием. Речь — это инструмент убеждения, как учили Седона Танцоры в детстве; инструмент, предназначение которого прикасаться к душе. Но Седон слишком недолго знал существо по имени Венс и недостаточно овладел французским языком.
Кроме того, комиссар Венс — не совсем человек. Во всяком случае, он далеко выходил за рамки представления Седона о людях. Много выше, чем варвар, но ниже, гораздо ниже, чем любой из Народа Пламени.
Другой.
Седон был освобожден из вневременного шара в поворотный момент их истории. Даже не зная учения Зарадинов, которое могло бы направлять их, эти бывшие варвары, по мнению Танцора, уже стояли на грани подхода — или возвращения — к Танцу. Десятки фактов подтверждали его теорию, и лишь некоторые наталкивали на мысль, что это открытие может быть отсрочено.
Минимум два подтверждения неизбежности скорого появления концепции Танца Седон обнаружил в языке, называемом английским, где существовало такое понятие, как «вебтанцор». То, что они называли себя Танцорами, вовсе не удивляло Седона; танец — всего лишь метафора, обозначающая метод, при помощи которого вебтанцоры соединяли себя с искусственным разумом, ими же самими и созданным.
Уже поэтому человечество может считаться подготовленным— все признаки налицо.
А в начале пятнадцатого дня заключения говорящий с ним компьютер употребил термин «игрок».
Это буквально поразило Седона. Он сравнил коренное слово «играть» с синонимами и дополнительными значениями, с которыми ассоциировалось слово «игрок». Выступающий, участник, спортсмен, соревнующийся...
Одно из толкований сразу бросилось ему в глаза: играть — выступать на сцене.
В основном же слово «игрок», как его обычно применяли в этой культуре, обозначало не просто пользователя компьютера, а вебтанцора необыкновенных способностей.
