Иосиф пришел в монастырь в пятнадцать и после долгих лет на положении послушника стал монахом. Теперь он знал, что проживет здесь всю жизнь и умрет внутри монастырских стен. Любовь к Богу и братская связь с другими монахами — его семьей во Христе — были столь сильны, что Иосиф часто плакал от радости и осознания того, как повезло ему по сравнению с другими жителями острова.
Он встал на колени перед кроватью и, следуя традиции, заложенной еще святым Бенедиктом, начал свой духовный день с молитвы «Отче наш», чтобы, как писал Бенедикт, избавить общину от «шипов розни».
Pater noster, qui es in caelis:
sanctificetur Nomen Tuum;
adveniat Regnum Tuum;
fiat voluntas Tua…[16]
Закончив, он перекрестился. Зазвонил монастырский колокол, повешенный на толстом канате. Почти двадцать лет назад его отлил местный кузнец Маттиас — лучший друг Иосифа. Сколько воды утекло с тех пор, как он умер от оспы! Мелодичные удары языка об избитые стенки всегда напоминали Иосифу искренний смех краснощекого кузнеца. Он на секунду погрузился в воспоминания, но роковые семерки навязчивей мухой вновь ворвались в его мысли.
До утрени предстояли мелкие хозяйственные дела. Приор обязан следить за послушниками и младшими монахами. Утренняя прохлада приятно бодрила, чернильно-черное небо строго смотрело вниз. Иосиф потянул носом влажный воздух, пропитанный морской солью, приоткрыл дверь в хлев и порадовался, что послушники уже приступили к дойке.
— Да пребудет с тобой Господь, — тихо сказал он каждому послушнику, трогая его за плечо. И вдруг остолбенел. Семь коров и семь мужчин в хлеву.
Семь…
Божественное число. Таинственное число. Оно часто встречается в книге Бытия: семь небес, семь престолов, семь знаков, семь церквей. Стены Иерихона рухнули на седьмой день осады. В откровениях Иоанна Богослова семь духов было послано на землю. Рождению Христа предшествовало семь поколений рода Давидова.
А теперь… Волнение охватило Иосифа. Весь мир на пороге седьмого дня седьмого месяца 777 года от Рождества Христова, совпадающего с появлением кометы, которую монастырский астроном Паулин нарек Cometes Luctus, кометой Плача.
Как все совпало… Сантеса — жена каменотеса Уберта — вот-вот должна разродиться. И почему все вокруг так спокойны? Будто ничего не замечают?..
Господи, что же принесет завтрашний день?
Строительство церкви Вектисского монастыря — величайшей гордости всего острова — продолжалось уже который год. Самая первая церковь из дерева и тростника, воздвигнутая почти сто лет назад, стойко выдерживала натиск береговых ветров и удары морских штормов. Историю церкви и монастыря хорошо помнили старые монахи, которым довелось служить вместе с братьями-основателями. В молодости один из них — старик Альрик, который теперь одряхлел настолько, что не мог даже выйти из кельи, — встречался с Бирином, епископом Дорчестерским.
Бирин, франк по происхождению, приехал в Уэссекс в 634 году: папа Гонорий сделал его епископом и отправил обращать в христианство язычников Западного саксонского королевства. Бирин оказался в центре междоусобной войны и вскоре добился союза между королем Уэссекса Кинегильсом и королем Нортумбрии Освальдом, человеком куда более приятным, христианином. Однако Освальд не собирался объединяться с язычником. Бирин, воспользовавшись случаем, убедил Кинегильса принять христианство и сам крестил его, во имя Христа полив водой немытые космы короля западных саксов.
Освальд согласился заключить мир, а Кинегильс в знак благодарности даровал Бирину для основания епископской кафедры город Дорчестер. Бирин начал строительство бенедиктинских монастырей на южных землях. Когда в 686 году было решено основать Вектисский монастырь, последний из британских островов присоединился к христианскому миру. Кинегильс передал церкви шестьдесят хайдов плодородной земли у реки, недалеко от Уэссекских берегов.
Теперь за тем, чтобы королевское серебро шло на нужды церкви, следил епископ Дорчестерский Этия. Он убедил короля Мерсии Оффу помочь Вектисскому монастырю — во славу Господа воздвигнуть вместо деревянных построек каменные.
— Как-никак, — заметил епископ королю, — камень внушает куда большее уважение.
Вот уже два года итальянские каменотесы трудились в каменоломне недалеко от стен монастыря. На возах, запряженных волами, глыбы песчаника доставляли в монастырь, где ими обкладывали старую деревянную церковь. Целый день слышались удары зубила, умолкавшие только на время службы, когда монахи молились в церкви.
Вернувшись в монастырь, Иосиф заглянул в келью Альрика убедиться, что старик пережил эту ночь. Слава Богу, тот мирно похрапывал, свернувшись калачиком. Иосиф быстро прошептал молитву, прикрыл дверь и по внутренней лестнице прошел в церковь.
В храме горело меньше дюжины свечей, но и этого было достаточно, чтобы не оступиться. Высоко в темноте Иосиф видел под балками тени летучих мышей. Братья стояли по обеим сторонам алтаря, терпеливо ожидая прибытия аббата. Иосиф встал рядом с нервным маленьким Паулином — и только хотел тихонько поздороваться, как скрипнула тяжелая дверь главного входа.
Аббат Освин — рослый и широкоплечий — почти всю жизнь был на голову выше остальных братьев, но в последнее время сгорбился и страдал от мучительных болей в спине. Он постоянно смотрел в землю и практически не мог поднять взгляд к небесам. Испортился и его характер, что сильно отравляло монахам жизнь.
Шаркая сандалиями по доскам, аббат вошел в церковь, как всегда низко опустив голову. Отблески пламени отражались на блестящей лысине и белоснежной челке. Аббат медленно, морщась от боли, поднялся по ступеням алтаря, затем, положив ладони на гладкое холодное дерево алтарного наличника, высоким голосом провозгласил:
— Aperi, Domine, os meum ad benedicendum nomen sanctum tuum.[17]
Монахи молились и пели, один ряд отвечал другому. Их голоса сливались, наполняя церковь. Сколько тысяч раз Иосиф исполнял эти молитвы, но только сегодня по-настоящему почувствовал желание обратиться к Спасителю с просьбой о милосердии и прощении. Слезы застлали взгляд, когда он произнес последнюю строку сто сорок восьмого псалма:
— Alleluja, laudate Dominum de caelis, alleluja, alleluja![18]
Наступил теплый день. Дождя, к счастью, не было. Монастырь гудел словно улей. Столько всего нужно сделать: совершить утренний обход, проверить, все ли в общине идет как положено… Иосиф прошел по свежескошенной траве монастырского двора. По последним подсчетам, в монастыре было восемьдесят три души, не считая рабочих, и к каждому Иосифу надлежало подойти. Все в общине знали, что приор никогда не изменяет своему правилу ежедневно обходить хозяйство.
