ступаем по земле!
И, как ребенок, боцман затопал ногами, закружился на месте. Потом он побежал в лес, обхватил и потряс дерево и, опустившись на колени, осторожно сорвал пучок влажной травы.
Он положил траву на широкую свою ладонь, растроганно погладил ее и, в умилении качая головой, прошептал:
— Забавница…
Алендорф остался на катере. В глубокой печали, едва шевеля губами, он горестно качал головой:
— Я потерял все… Все потеряно…
В холодном, прозрачном роднике Нина набрала воды и подала ее Алендорфу. Ухватившись за кружку, точно опасаясь, что ее вырвут из рук, Алендорф пил, захлебываясь и едва не теряя сознания.
— Еще… Еще немного, — бормотал он, стуча зубами. — О, как я благодарен вам!..
— Запомни раз и навсегда, —заметил Бакута: — мы тебе не товарищи. Как только попадем к людям, поднимай отходные и исчезни с глаз.
По всем признакам дремучий лес был необитаем. Незаметно закончился первый день на земле, зашло солнце, и под тропическими звездами моряки сели у костра, советуясь, что предпринять в дальнейшем. И все единодушно согласились с предложением Бакуты. Лес необитаем, но все же где-то близко живут люди. Нина и Андрей на рассвете отправятся искать человеческое селение, боцман же с Алендорфом на катере вернутся к берегу океана, так как вполне вероятно, что им удастся заметить проходящие корабли. На этом и порешили, укладываясь в траве на ночевку. Алендорф улегся в катере. Боцман еще не ложился спать и сидел у костра, подбрасывая в огонь сухие ветки. Внезапно невнятный говор послышался за его спиной. Бакута обернулся и с удивлением увидел, как в своем изорванном, взлохмаченном кителе между деревьями ползал Алендорф. Не замечая того, что боцман следит за ним, Алендорф торопливо подбирал упавшие, сорванные давней грозой сухие листья и совал их в карманы, прятал подмышки и снова проползал в кустарники.
— Что с тобой, человечина? — спросил Бакута. — Куда тебе это добро?
— Не отдам! — вздрогнув и быстро отползая в сторону, выкрикнул Алендорф. — Это мое… Мои выстраданные деньги. Не трогайте меня, не смейте!
— И не подумаю, — недоуменно пожимая плечами, благодушно сказал боцман. — Бери сколько хочешь… Ты бы лучше для костра…
— Деньги мои, — перебил Алендорф, — мне следует много денег… Я заслужил! Вы не имеете права посягать на мои деньги!..
Махнув рукой, Бакута отвернулся, но это невинное движение смертельно напугало Алендорфа. Он тотчас подполз к боцману и, суя ему в руки листья, жалобно предложил:
— Господин Бакута, я вам дам немного денег… Я поделюсь с вами… Но они, — он указал на спящих Андрея и Нину, — они отнимут у нас… Бежим…
— Как я вижу, на земле тебе ум повышибло. Ты болен. Ступай на катер.
— Благодарю вас. — Алендорф поднялся на ноги, но, сделав несколько шагов, пошатнулся и упал.
Боцман тихо, чтобы не разбудить уснувших друзей, ступая на носках, подошел к Алендорфу, взял его на руки и отнес на катер.
— Верьте, господин боцман, — прижимая к груди ворох листьев, благодарил Алендорф, — я ценю вас, я вас награжу…
К утру Алендорф очнулся. Пришедший за продовольствием боцман увидел, как он кидал за борт собранные ночью листья.
Припадок прошел, осунувшийся Алендорф ничего не помнил.
В жарких лучах солнца засверкала роса, мокрая трава задымилась, и Андрей с Ниной ушли в лес. С кормы катера боцман махал им густолистной ветвью, и капли искристой росы падали на его багровое лицо.
Мрачный Алендорф, подчиняясь команде, пустил мотор, и тотчас же катер вышел из залива к океану.
Сойдя на берег, Бакута принялся за работу. Нужно было собрать ветки для костра, но Алендорф отказался итти с ним.
— Моторы требуют осмотра, — объяснил он, — вы справитесь один, а я займусь этим.
— Отлично. В самом деле, кто знает, катер еще пригодится. Может случиться, что Нина и Андрей вернутся ни с чем.
Побродив по лесу, приготовив на берегу костер и разомлев на солнце, Бакута прилег под деревом и задремал. Неожиданный треск мотора, послышавшийся со стороны залива, мгновенно разбудил его. Бакута подумал, что это с местными жителями-рыбаками вернулись Нина и Андрей. Но он услышал моторы катера. И вдруг тяжелый камень пролетел мимо его головы. Когда Бакута выбежал из-под тени дерева, голубой катер уже унесся далеко в океан, и на корме чернел силуэт Алендорфа.
* * *
В густой чаще, куда попали Андрей и Нина, щебетали, трещали и стрекотали тысячи птиц. На небольших топких полянах блистали синие лужи, и по воде медленно расхаживали птицы, похожие на аистов. С деревьев тучами вспархивали маленькие, как воробьи, зеленые попугаи, обезьяна величиной с котенка, перепрыгивая с ветки на ветку, с любопытством провожала людей. По болотистой земле, хватаясь за кустарники, Нина и Андрей продолжали свой путь, не задумываясь над тем, что ожидает их впереди.
Лес кончился очень скоро, и на минуту скитальцы остановились, пораженные видом гигантских пальм. На одной из них висела хижина с соломенной крышей, и из дверей к земле спадала плетеная веревочная лестница. Матрос, как по шторм-трапу, поднялся в это удивительное жилище, но внутри никого не оказалось. Однако, хижина свидетельствовала о близком присутствии людей.
Около часа еще шли наши путешественники, пока не увидели на пригорке двухэтажную мексиканскую гасиенду с крытыми, защищенными от солнца верандами.
У забора гасиенды на солнцепеке сидели люди в полотняных рубахах, в широких соломенных шляпах и молотками разбивали кокосовые орехи.
В великом волнении Нина и Андрей взялись за руки и, уже не сдерживая своих чувств, изо всех сил побежали вперед.
Но что это? Пронзительный, возмущенный крик раздался из-за кустов. Остановившись, чтобы узнать, кто это кричит, Нина и Андрей в двух шагах от себя увидели зрелище, от которого застыла бы кровь у самого отважного человека.
В сухой, раскаленной земле виднелись бронзовые головы закопанных по плечи людей.
Раздался топот коней. По направлению к зарытым в земле людям, взметая пыль, скакала кавалькада всадников. Промелькнули короткие, расшитые золотом куртки, белые узорчатые воротники и широкополые шляпы, ремнями подвязанные к подбородкам.
Взмахнув хлыстом, один из всадников накинулся на Андрея. Но его отстранил другой, и тогда и без того ошеломленные моряки отказались верить своим ушам.
* * *
Но кто бы не замер на их месте, увидав описанное нами зрелище? Кто бы не отказался верить своим ушам, заслышав
