class="p1">— Верно. У тебя уже есть желание?
— Да.
— И каково же оно?
— Научишь меня играть в покер?
Роберт смеется и проводит рукой по лицу.
— Конечно. Нет проблем.
Глава 16
— Ну и как было у мексиканцев в четверг? — спрашиваю я чуть позже.
— Фантастика. Абсолютная фантастика. Лотти выбрала кесадилью с курицей и была в восторге. (Примеч. Кесадилья — блюдо мексиканской кухни, состоящее из пшеничной или кукурузной тортильи, наполненной сыром). И, что лучше всего, она съела салат до последней крошки, потому что я сказал, что только тот, кто съест салат, может потом съесть миску. Мадам обычно всегда капризничает по поводу салата. В четверг она не проронила ни звука о нелюбимом салате.
— Может быть, поэтому она любит ходить к китайцам. У них практически нет салатов.
— Китайцы списаны в расход. Она хочет снова к мексиканцам в следующий четверг. Непременно.
— Я рада.
— М-м-м. Официантка любезно посоветовала мне приходить в раш-ауер, до восьми вечера. Потому что мужчины, которые ходят на ужин с маленькими детьми, наверняка зальют глотку коктейлями, это и дураку понятно, верно? Лотти спросила, что это значит, и я объяснил ей. Затем она взяла меню коктейлей и посмотрела на фотографии. В конце концов, закончилось тем, что она выпросила у меня «Пина коладу». Она уже объявила, что попробует другой коктейль на следующей неделе. Анна убьет меня, если узнает…
— Она выпросила?
— Да. Лотти утверждала, что, в конце концов, она съела весь салат и заслуживает награды. Затем она начала хлопать ресницами и умолять. Против этого мне не устоять.
— Она крепко держит тебя в руках.
— Что есть, то есть. Со дня ее рождения.
— Со мной это тоже прокатит?
— Что? Заумные аргументы, хлопанье ресницами и мольбы?
— Да.
— Забудь об этом. — Он усмехается и целует меня в лоб. — Хочешь спать, или?..
Я киваю. День был напряженным, во многих отношениях.
— Иди в ванную, ну, давай.
Я встаю, наклоняюсь к туфлям рядом с кроватью и уношу их в прихожую. Думаю, что инвестиция в туфли окупилась сторицей для Роберта, и улыбаюсь. Я знаю, что буду часто их надевать. Когда снова лежу в кровати, а Роберт в свою очередь возвращается из ванной, я уже борюсь со сном.
— Если ты проснешься раньше меня, — говорит он, глядя на меня сверху вниз, — …ты можешь пойти в ванную. Но потом ты снова ложишься и ждешь, пока я не проснусь. Поняла, Аллегра?
— Да. Конечно.
* * *
Когда я просыпаюсь в воскресенье утром, кровать рядом со мной пуста. Взглянув на будильник, понимаю, что уже половина десятого, и поражаюсь. Никогда не сплю так долго. Я чувствую запах кофе и слышу, как работает кофеварка на кухне. В остальном все тихо. Я глубоко вздыхаю и немного потягиваюсь. Чувствую себя прекрасно. Как новорожденная. Мой взгляд падает на комод, на котором лежат вчерашние кожаные оковы. «Роберт немного прибрался», — думаю я. Медленно встаю и выглядываю в коридор. Дверь в ванную открыта, и я проскальзываю в нее. Розовая табуретка стоит на своем месте в нише за дверью.
— Аллегра?
— Я в ванной.
— Возвращайся в кровать, когда закончишь.
— Ладно.
— Ладно? Так это называется?
— Да, Роберт, — отвечаю я, держась за раковину.
— Очень хорошо. Ну можешь же.
Я спешу, хотя он не дал мне ограничения по времени, и понимаю, что это тоже проявление воспитания Марека. Останавливаюсь и дышу. Заставляю себя расчесывать волосы медленнее. Как будто лишние пять секунд что-то дадут.
В спальне меня ждет Роберт. И чашка кофе рядом с кожаными оковами на комоде.
— Доброе утро, — говорю я, указывая на чашку, — для меня?
— Нет, — отвечает он, — она стоит там просто так.
Он усмехается, а я беру кофе и осторожно сажусь на край кровати.
— Аллегра, если ты сейчас так осторожно садишься, что ты будешь делать в баре сегодня вечером?
— Ох… — выдаю я, не уверенная, что ответить, — …может быть, я просто буду стоять.
— Это не сработает, потому что я буду настаивать на том, чтобы ты сидела. Чтобы ты чувствовала меня каждую секунду, весь вечер.
Его глаза блестят, и я опускаю взгляд.
— Пей свой кофе, давай, иначе он остынет.
Я киваю и пробую глоток. Смотрю мимо Роберта в окно: ярко-голубое небо, будет жарко. Теплый воздух льется через открытое окно, принося щебетание птиц и фрагменты разговоров соседей.
— Я закрою его, когда мы начнем, не бойся. А то соседи еще вызовут полицию…
Я тихо смеюсь и качаю головой.
— Это… это не было причиной. Я просто хотела посмотреть погоду.
Роберт приподнимает брови.
— Посмотреть погоду? Зачем? Ты не покинешь эту кровать до заката.
— Мы будем оставаться в постели весь день?
— Ты будешь в постели весь день. И в моем распоряжении.
Я закрываю глаза и дышу, когда в моем животе начинают лихорадочно порхать бабочки. Я спешу выпить кофе, пока Роберт наблюдает за мной. Он кажется совершенно расслабленным, спокойным. У меня возникает ощущение, что он счастлив играть со мной, для него большая честь иметь власть в наших отношениях. Он встает передо мной, берет у меня чашку и ставит ее на комод. На нем футболка и боксерские шорты, на ширинку которых я сейчас неприкрыто пялюсь.
— Смотри на меня, — говорит он, и я снова поднимаю голову, чтобы посмотреть вверх. — Зеленый, желтый, красный. Мы немного поэкспериментируем. Попробуем кое-что новое.
Я киваю и выжидающе зарываюсь руками в простыни.
— Я хочу, чтобы ты расслабилась. Ты можешь сделать это для меня?
Я снова киваю и говорю:
— Свяжи меня, чтобы мне было легче расслабиться.
— Хорошо, — тихо говорит он, — ляг на живот.
Когда первая окова оборачивается вокруг моей правой лодыжки, внутри меня распространяется глубокий покой, я дышу глубоко и спокойно, отпускаю себя, отпускаю всё. Дверь, ведущая за пределы «зоны», закрывается с мягким щелчком.
* * *
Десять часов спустя я стою в душе, смываю с тела следы, которые можно смыть, наслаждаюсь теми, которые продержатся несколько дней. У меня все саднит, я измотана, устала и самая счастливая женщина в мире. Роберт владеет мной, от головы до пят, во всех смыслах. Я слышу его голос, слышу слова, которые он сказал, когда впервые трахнул меня в задницу: «Теперь ты принадлежишь мне, Аллегра». Позже он сделал это снова. Использовал меня, удовлетворил себя не ограничиваясь, кончил в мой рот, в мое влагалище и в задницу. Роберт пометил меня, подарил чудесную боль, позволил мне кончать, пока я не стала умолять его остановиться. Я буду чувствовать его весь вечер, о, да.