с кубиком, ребята куб уже строили, а вы, как я понимаю, нет. Лучше было, конечно, с начала года ходить, но если у вас есть хорошая база, с простым натюрмортом вы справитесь.
Сказав это, он отошел от меня и встал возле окна, наблюдая за своими учениками. Потом вытащил мобильный и стал что-то смотреть, периодически хмуря брови. Я вытащила мольберт, весь изрисованный краской, нашла кнопки и закрепила лист. Возле меня сидела девушка с прямыми длинными волосами, одетая в длинную юбку и свободную рубашку. Я посмотрела на ее работу – моя соседка нарисовала в углу листа маленький квадратик, в котором тонкими линиями изобразила кубик и окружность. Я решила последовать ее примеру и с грехом пополам накорябала на своем листке кривой квадрат. В порыве неожиданного вдохновения я начертила круг, получившийся весьма странным и каким-то некруглым, а вот куб привел меня в замешательство. У девушки данная фигура была похожа на оригинал, а вот что делать мне, я не знала. Худо-бедно я попыталась скопировать рисунок своей соседки, потом отложила карандаш и принялась наблюдать за ее дальнейшими действиями.
Девушка занялась какими-то неведомыми построениями на своем листе бумаги. Я честно пыталась понять, что она делает, но потом поняла, что это бесполезно. Вникнуть во всю эту «китайскую грамоту» я не смогла, поэтому взяла мобильный и написала сообщение Кире. Девушка по-прежнему занималась живописью. Алексей Геннадьевич ковырялся в своем мобильнике, и я решила подойти к нему и расспросить по поводу поездки в лагерь. Но не успела – преподаватель положил телефон в карман и стал обходить своих учеников, давая каждому свои комментарии.
Очередь дошла до меня. Алексей Геннадьевич вгляделся в мои каракули и спросил:
– Евгения, вы уверены, что это – хорошая композиция? На вашем форэскизе предметы слишком крупные, шар в действительности гораздо меньше куба, а у вас они одинаковые. И потом, хоть это – всего лишь композиционный набросок, не стоит столь небрежно к нему относиться. Шар на шар совершенно не похож, у вас он напоминает какой-то гибрид мандарина с огурцом. Грани кубика имеют разный разворот, ребра должны сокращаться, а у вас – явная обратная перспектива. Вы в художественной школе разве не проходили геометрические тела?
– Я же говорю, это было давно, – попыталась оправдаться я. – И потом, я не люблю рисовать карандашом. Красками у меня получается намного лучше.
– Рисунок – основа живописи, – возразил Алексей Геннадьевич. – Я понимаю, что некоторые люди тонко чувствуют цвет и создают замечательные живописные работы. Но без элементарных знаний перспективы невозможно изобразить даже простейший натюрморт! Поправьте форэскиз с учетом моих замечаний и переносите его на большой формат!
Он отошел от меня к следующему художнику. Я стерла свои художественные изыски и снова заглянула в работу соседки. Та уже нарисовала и куб, и шар и принялась обводить некоторые линии другим карандашом. Жаль, нельзя ее попросить, чтобы она и мне нарисовала рисунок – боюсь, молодой преподаватель откажется со мной разговаривать по поводу поездки в лагерь, учитывая мои художественные «таланты».
Пока Евсенко занимался другими учениками, я тихо спросила свою соседку:
– Простите, вы не подскажете, что мне делать-то? Я не поняла, что мне сказал учитель…
Девушка обернулась, посмотрела на мой пустой лист и прошептала:
– Надо наметить плоскость стола и потом определить место для фигур. После – построить куб и шар, выделить ближние ребра куба и переходить к штриховке…
– Понятно, спасибо… – пробормотала я. Если бы перевести на понятный русский язык то, что она мне сейчас наговорила…
Битый час я провела, изображая хоть какую-то деятельность. Если бы знала, что мне предстоят такие мучения, купила бы в художественном магазине линейку и циркуль – по крайней мере, линии на рисунке хотя бы были прямыми. Преподаватель понял, что абитуриентка Евгения Охотникова не особо сильна в изображении кубов и шаров, поэтому подозвал меня в сторону и проговорил:
– Я вижу, у вас имеются проблемы с рисунком. Вы, видимо, давно не практиковались.
– Да, я занималась работой, – не покривила душой я. – Поэтому и записалась на подготовительные курсы – потренироваться, так сказать…
– Евгения, вы, конечно, не обижайтесь, – деликатно начал Алексей Геннадьевич. – Но с вашим нынешним уровнем рисования поступить будет весьма непросто. Если бы вы пришли раньше, осенью, возможно, все было бы не так плохо. Но уже скоро подготовительные курсы закончатся, остался какой-то месяц. Я даже не знаю, что с вами делать…
– Я буду исправно ходить на занятия! – воскликнула я. – Дома порисую, что вы скажете… У меня здесь знакомая учится, на первом курсе. Может, знаете, ее зовут Кира Белоусова.
– Да, я заменял как-то их преподавателя, Сергея Николаевича, – кивнул головой Евсенко. – Киру помню, она очень работоспособная девушка, и думаю, у нее есть все шансы стать хорошей художницей. Это она вам посоветовала сюда поступать?
– Да, – кивнула головой я. – Кира рассказывала, что здесь очень интересно учиться, что она даже на практику поедет в лагерь. Вот мне и захотелось – знаете, я так давно не была в лагерях!
Фраза получилась несколько неоднозначная – преподаватель удивленно посмотрел на меня и проговорил:
– М-да, пленэр – вещь хорошая. Полезная. Я еду на этой неделе со студентами на практику, поэтому в пятницу меня будут заменять. Но вы обязательно приходите на занятие, вам сейчас нельзя пропускать!
– Ой, как жалко… – я изобразила искреннее разочарование. – Но мне очень понравилось, как вы преподаете, я хотела бы взять у вас индивидуальные уроки! Это можно как-то осуществить?
Евсенко нахмурился и ненадолго задумался. Потом с сомнением произнес:
– Вообще, я не занимаюсь частной практикой – преподаю в училище своим студентам и веду курсы. Но вам, я вижу, очень нужна помощь. Даже не знаю, как поступить…
– Если вы не даете индивидуальные уроки, я могла бы поехать в этот лагерь на практику вместе со студентами! – нагло заявила я. – Или туда только из училища ребят берут?
– Естественно, практика для студентов первого и второго курса, – кивнул головой Алексей Геннадьевич. – Лагерь хороший, находится под Марксом. Студентов бесплатно довозят на автобусе, они живут в лагере и работают. За все платит училище – и за проживание, и за питание.
– Но можно как-то поехать с вами? – с мольбой в голосе спросила я. – Я готова за все заплатить, главное для меня – это рисование! Пожалуйста!
