сего кабинета. Ещё секунду назад под паутинкой глубоких морщин его небритое лицо выражало подобие сосредоточенности. Теперь же он подскочил со стула и переводил недоумевающий взгляд со следопыта на стражника и обратно.
— Какого дьявола?! — взревел опешивший командир.
— Это ты мне скажи! — заорал Вуд, сверля Картера бешеным взглядом. — Кто дал разрешение на встречу с Морандом?!
— Что?!
— Ты оглох?! У тебя мертвец в подвале!
Освальд выцепил вопросительным взглядом спрятавшегося за спиной следопыта гвардейца, который теперь напоминал приведение. Такое обращение с начальником стражи ему видеть ещё не доводилось.
— Это следопыт… — промямлил служивый. — Прибыл к нам в связи…
— Я спрашиваю ещё раз! — перебил Вуд. — Кто дал разрешение на встречу с Морандом?!
Поняв, наконец, с кем он имеет дело, Картер заметно успокоился. Выпрямившись, он грузной и уверенной походкой истинного хозяина зашагал навстречу.
— Если ты следопыт, то это не даёт тебе права разговаривать со мной таким тоном! — бросил в лицо Вуду Освальд. Из-за своих внушительных габаритов и налившихся кровью глаз он напоминал разъярённого быка. — Один мой приказ — и тебе сегодня же отрубят голову!
В ту же секунду Вуд уверенным шагом направился к столу, где под округляющиеся взгляды стражников принялся шарить руками под столешницей. Спустя несколько секунд он ловким движением выудил оттуда небольшой коричневый мешочек, после чего облегчённо выдохнул, ругая себя за необдуманный риск.
Уверенность в себе хозяина кабинета упала так же быстро, как и мешок, брошенный Вудом на деревянный пол. Под перезвон монет, выкатившихся через развязавшуюся горловину, Освальд окончательно побледнел и теперь смотрел на следопыта взглядом прижатого в угол человека.
— За это… — Вуд ткнул пальцем на рассыпавшиеся монеты, — ты сегодня же заменишь Моранда в темнице.
На минуту в помещении воцарилась тишина, в которой Освальд только судорожно глотал ртом воздух и беспомощно моргал, не в силах что-либо произнести. Вуд же повернулся к молодому гвардейцу и приказал сообщить о произошедшем королю.
* * *
На аудиенцию к королю Эдварду начальника стражи проводили несколько командиров отрядов. Брать подозреваемого под руки они не решились, тем более что пока ещё ничего не доказано. По этой причине своеобразный конвой Освальда Картера держался от него на некотором расстоянии.
О том, какое решение примет правитель по отношению к своей «правой руке», которой фактически был начальник королевской стражи, Вуд сейчас старался не думать. Как бы ни поступил монарх, это ничего не меняло. Вместо обретения прозрачности, расследование со временем, наоборот, всё больше обрастало новыми загадками и вопросами. Мудрый Мэт щёлкал такие дела, как орехи. Он же, словно дилетант утоп в расследовании подобно несчастному, угодившему в болотные топи… Однако бросать его было уже слишком поздно. Теперь только один выход — идти до конца, каким бы он ни был…
С раскалывающейся от боли головой Вуд направился к выходу из донжона, где его настиг королевский писарь.
— Тебе ещё чего надо?! — не выдержал следопыт, но тут же понял, что «перегнул палку», и извинился.
— Вам письмо, — неуверенно ответил молодой парень и дрожащими руками протянул его Вуду. — Из Эйзенхауэра…
В груди неприятно кольнуло. Вуд почти не сомневался, что это послание от Роберта, но почему так рано? Ещё недели не прошло с тех пор, как он покинул Эйзенхауэр. Что могло произойти за это время?
— «Да что угодно…» — сам собой всплыл ответ на собственный вопрос.
С конвертом в руке следопыт вышел на улицу, где облюбовал в тени одну из деревянных лавок. Красная круглая печать с изображением стоя́щего на задних лапах огнедышащего дракона натянула внутренние струнки ещё сильнее. Через усилившуюся головную боль Вуд посмотрел на свои изувеченные ожогами ладони, которые теперь неприятно покалывали, и шумно выдохнул. Спустя мгновение на свет появился свёрнутый в трубочку кусок пергамента.
Следопыт приступил к чтению, но сквозь призму нахлынувшей головной боли буквы предательски расплывались и прыгали, будто не хотели быть прочитанными. Вуд проморгался и протёр глаза, но результата не последовало.
Когда он уже хотел свернуть письмо, отложив его прочтение до вечера, взгляд зацепился за небольшую приписку, отделённую от основного текста. Сфокусировав зрение, Вуд прочитал:
«Да, и ещё… Я тут решил тебе помочь и выяснил, кто из гвардейцев участвовал в том налёте на Хардиен тридцатилетней давности. К сожалению, все они уже отошли в лучший мир, но один, возможно, ещё жив. Его зовут Джон Фишер. В последний раз его видели несколько лет назад в городской конюшне Вайминга. Если он жив, то ты его легко узнаешь по отсутствующей кисти на одной из рук».
Вуд снова посмотрел на сломанную им печать в форме дракона и с хмурым лицом поднялся с лавки. С горечью пришло осознание того, что после стольких потраченных сил и времени, единственной оставшейся возможностью хоть как-то продвинуться вперёд, теперь является старый работник конюшни, которого, вероятно, уже и нет среди живых.
Искать конюшню в черте города было глупо. Животным нужны пастбища и много травы, а не утоптанный грунт городских улиц. По этой причине следопыт пошёл в сторону выхода из поселения. У стражников он поинтересовался о её месторасположении, после чего отправился в нужном направлении. Пройдя несколько километров по выжженной солнцем сухой и потрескавшейся земле, Вуд вышел к зелёному лугу. Где-то поблизости была река. В центре этого оазиса располагался огороженный деревянными брёвнами загон и та самая конюшня…
Она представляла собой выкрашенное в тёмно-коричневый цвет внушительное строение с треугольной крышей и множеством окон. Вход был вымощен из камня, благодаря которому здесь в любую погоду было довольно чисто. Массивные двустворчатые деревянные входные двери были распахнуты, обнажая длинный коридор, по обе стороны которого располагались денники[1].
Внутреннее убранство было светлым и уютным. То тут, то там по всей длине коридора на полу лежали спрессованные кубики сена, от которых исходил соответствующий душистый запах. Однако у входа отчётливее всего ощущался аромат распаренной каши, доносившийся из кормовой комнаты, расположенной в начале коридора.
Вся эта радуга запахов — сена, соломы, лошадей и распаренной каши, сливалась в один цельный запах конюшни, который невозможно спутать ни с каким другим. Вуд часто его слышал, и он ему нравился.
Примерно в центре коридора стоял старик, который сокрушался на молодого работника.
— Я тебе что говорил, дурья твоя башка?! — кричал он низким прокуренным голосом. — Толщина подстилки должна быть не меньше пяти дюймов! А тут сколько?!
Работник стоял у входа в денник, опустив голову. К его мешковатым брюкам снизу доверху прилипли остюки соломы. Он что-то бормотал про себя, не в силах поднять глаза.
— Сколько мне ещё прикажете терпеть вас,
