class="p1">– Та-дам!
Костя… на секунду ослеп.
Бьющий из открывшегося проёма свет был таким ярким, что его даже нельзя было назвать золотым. Это было чистейшей белизны сияние, тёплое и такое насыщенное, что Костя почти ожидал, что оно сейчас подхватит его и отнесёт обратно в столовую.
Он моргнул, привычно расфокусировав и снова сфокусировав зрение, и свет исчез.
– Ты чего? – услышал он Катин голос.
Она стояла рядом и смотрела на него, вопросительно склонив набок голову.
– А-а… – неуверенно протянул Костя. Не привыкший рассказывать о своих способностях, он не сразу подобрал слова. – Помнишь, я говорил, что могу видеть ценность вещей, они для меня светятся? Деньги там, украшения. – Смутившись, он торопливо выпалил: – В этом музее, похоже, куча драгоценностей, потому что свет из него так и хлещет сплошным потоком.
– О. – Катя с интересом перевела взгляд на дверной проём и затем снова на Костю. – То есть ты ничего не видишь из-за света?
– Уже вижу, – помотал головой он. – Моё кощеево зрение иногда включается само собой, но я умею его блокировать, когда нужно.
Катя понимающе покивала и, призывно махнув рукой, направилась вслед за Жанной внутрь комнаты.
Костя остановился на пороге и невольно приоткрыл рот. Музей занимал огромное помещение, скорее всего, такой же площади, что и столовая с кухней. Тёмно-зелёные стены взмывали вверх, к высокому белому потолку, формирующему серию сводов, из центра которых свисали хрустальные люстры. Их свет красиво преломлялся в позолоченных элементах сложной многоярусной лепнины и тяжёлых рамах картин, изображавших узнаваемые сцены из сказок. Но самые главные экспонаты лежали внутри стеклянных витрин на зелёном бархате.
Ноги Кости будто сами собой двинулись в обход зала, пока глаза бегали от одного экспоната к другому. Некоторые он узнавал или примерно догадывался, что они собой представляли. Так, в одной витрине лежали музыкальные инструменты: гусли, дудочка, в другой – три клубка пряжи разных цветов и размеров, в третьей переливались золотом, жемчугом и драгоценными камнями ожерелья, кольца, браслеты, серьги и кокошники. В ещё одной были подбитая мехом шапка, пара начищенных сапог из красновато-коричневой кожи, а также висела просторная белая рубаха – Костя даже вспомнил, что такие назывались косоворотками – с красной вышивкой по вороту, по низу и на концах рукавов. В одной из самых больших витрин был подвешен ковер, в соседней, чуть поменьше, красовалась расшитая льняная скатерть.
Но больше всего в музее было представлено всевозможного древнего оружия: дубины, булавы, палицы, топоры, посохи, сабли. А прямо напротив входа на почётном месте в большой витрине лежал меч.
Длинный широкий клинок был начищен до зеркального блеска, надёжную тёмно-серую гарду по центру украшал большой красный самоцвет, заключённый в толстый треугольник, от которого по металлу бежали замысловатые узоры. Рукоять туго обвивали кожаные шнуры, а навершие было украшено изображением солнца и сияло чистым золотом.
– Ух ты, – восхищённо выдохнул Костя, медленно приближаясь к витрине с мечом.
Взгляд упал на стоящую внутри белую табличку: «Меч-кладенец. Реплика в натуральную величину». Он разочарованно протянул:
– Реплика?
– Тут всё реплики, – встала рядом с ним Жанна. Катя задержалась у стенда с подробной информацией, в каких сказках упоминается то или иное оружие. – Не подумай, они очень крутые, камни, золото, серебро – всё настоящее, поэтому я не удивлена, что тебя на входе ослепило. Даже вышивка точь-в-точь как у старинных мастеров. Но… – Девочка презрительно закатила глаза. – Всего лишь бесполезные копии.
– Копии… – Костя резко к ней повернулся. – Хочешь сказать, есть настоящий меч-кладенец?!
– Конечно, – спокойно, будто они говорили о чём-то совершенно обыденном, ответила Жанна. – И меч-кладенец, и скатерть-самобранка, и шапка-невидимка, и блюдце, показывающее всё на свете. Всё это артефакты. – Она усмехнулась. – Хотя раньше их просто называли «волшебные предметы».
Подошедшая к ним Катя тихо спросила:
– Помнишь лес вокруг лицея? Он исчезал, чтобы тебя пустили на территорию?
Костя кивнул:
– Мне сказали, что он возникает из гребня?
Жанна указала на одну из витрин в глубине зала, где сверкали и переливались на свету украшения.
– Там его реплика. – Она снова повернулась к Косте. – Если ты надеялся увидеть у нас здесь, не знаю, как кто-нибудь летает в ступе или варит зелье, то забудь. По сути, в лицее постоянно работают лишь два артефакта: гребень и те две черепушки на воротах. – Она поёжилась. – Те ещё психи. А все остальные артефакты где-то спрятаны, пользоваться ими запрещено.
– Почему запрещено? – нахмурился Костя.
Не то чтобы он всерьёз задумывался об этом, но ведь они находились в Тридевятом лицее! Они были лукоморцами, обладали сказочными – в буквальном смысле! – способностями, и теперь, оказывается, не только герои сказок и былин, но и многие описанные в них волшебные предметы существовали на самом деле? Он представил, как было бы здорово прокатиться на ковре-самолёте, оббежать всю страну в сапогах-скороходах или заглянуть через блюдце во все уголки Земли. Хотя последнее можно сделать и с помощью интернета…
– Потому что в лицее нас готовят к обычной жизни, – пояснила Катя. – Подумай сам: если бы здесь всё было насквозь волшебным, как бы мы после окончания учёбы, да и просто на каникулах, от всего этого отвыкали? В повседневной жизни нет места магии, ну, откровенной магии вроде артефактов.
– Это учителя так считают, – возразила, насупившись, Жанна. – И их большое начальство. А я считаю, что они не имеют права лишать нас нашего наследия. – Она с вызовом посмотрела в глаза Косте. – Мы – лукоморцы, волшебные предметы принадлежат всем нам в равной степени, а они решают за нас, что мы не имеем права ими пользоваться. – Девочка крутанулась на месте, обведя раскинутыми руками зал. – Устроили этот музей с точными репликами, чтобы мы «знали свою историю», но какой смысл что-то знать, если у нас сегодняшних ничего этого нет?
Катя открыла рот, чтобы что-то возразить, но её отвлёк знакомый голос, донёсшийся из открытых дверей:
– Игорь! Подойди, пожалуйста.
Ребята переглянулись и, не сговариваясь, подкрались к проёму и осторожно в него выглянули.
По парадной лестнице спускался Вадим Евгеньевич, а перед ним, в вестибюле, засунув руки в карманы джинсов, стоял Игорь Голицын.
– Твой папа просил, чтобы ты ему позвонил, – сказал учитель, сворачивая к коридору в школьное каре. Обернувшись на неторопливо последовавшего за ним Игоря, он укоризненно покачал головой: – И пожалуйста, напомни ему, что в лицее не приветствуются звонки вне специально отведённых для этого часов. Ему это прекрасно известно, однако же, он второй день подряд звонит в рабочее время и отвлекает учителей.
– Это по семейным делам, – буркнул Игорь.
– Да, что ж, это не отменяет того…
Голос Вадима Евгеньевича затих в коридоре.
