чуть приоткрыла ее. Кабанов увидел нечто милое, теплое, обернутое в красный халат и волнующе пахнущее сонной женщиной.
– Вам чего? – спросила она, нахмурив брови. – Кто вас сюда впустил?
– Оля, это же я! – сиплым от волнения голосом произнес Кабанов.
К изумлению Кабанова, Оля вдруг выругалась матом, да так громко, что эхо разнесло по этажам ее последние слова:
– Вон отсюда, пока я охрану не вызвала!!
– Оля… Олюшка… Ты что?! – опешил Кабанов, хватаясь за ручку двери. – Мужа не узнаешь?
– Какого еще мужа?! Нет у меня никакого мужа!!
Тут Кабанов усомнился, а Ольга ли это, и в свою ли он квартиру позвонил? Глянул на латунную шестерку, врезанную в красное дерево, потом на тонкие брови жены, на ее точеный носик, пухлые «утиные» губки. Нет, не ошибся, ни квартирой, ни женой.
– Ты глаза разуй-то, – посоветовал он. – Это же я, Артем Кабанов! Меня оглушил какой-то подонок, потом «мерс» мой сжег, а меня в подвал посадили! И вот только сегодня я оттуда сбежал! Я ванну хочу принять, побриться, пожрать…
В глазах Ольги мелькнул испуг. Теперь она пристально вглядывалась в лицо Кабанова.
– Не может быть, – прошептала она.
– Может, лапочка, может! – заверил Кабанов и уже был готов заключить супругу в объятья, как она поморщилась, чуть подалась назад и отрицательно покачала головой.
– Нет, мой муж похоронен на Новом кладбище, участок тридцать два дробь сорок пять. Я тебя не знаю! Немедленно уходи, пока я не вызвала охрану!
Она попыталась захлопнуть дверь, но Кабанов успел подставить ногу.
– Ты что, глупая баба, ополоумела?! – взревел он. – Кого ты могла похоронить, если вот он я! Вот, вот! Вот мои руки, моя голова, мой нос. Я не погиб! Я выжил! «Мерс» сожгли, но меня в нем не было!
– Ты говоришь страшные вещи! – прошептала Ольга, изо всех сил пытаясь закрыть дверь. – Я тебе не верю. Самозванец!
– Да я просто похудел и оброс! Да ты посмотри на мои глаза! На нос! На зубы! Разве это не я?
– Нет!! Убери ногу!! От тебя смердит!!
– Это не от меня, а от пуховика!! Я его в мусорном баке нашел!!
– О, господи!! Помогите мне кто-нибудь!!
– Не сходи с ума, Олюшка! Хочешь, я скажу тебе то, о чем мог знать только твой муж? Про родинку, которая там… сама знаешь где. Или про твое любимое блюдо?
– Какое блюдо?
– Жареная курица!
– Вранье! Терпеть не могу жареную курицу!
– Как не можешь? Ты же любила ее!
– Ничего я не любила! Ногу убери!
– Ну, хочешь, я скажу, какие у тебя платья в шкафу? Какое белье ты носишь?
– Мое белье видела вся страна, потому что я не вылезаю с экранов телевизора! Ногу убрал я сказала!!
Тут Ольга замахнулась и врезала Кабанова по голове лопаткой для обуви. Ему не было больно из – за густой шапки волос, но все же он опешил от такой откровенной агрессии и отшатнулся назад. Ольга не преминула захлопнуть дверь.
– Имей в виду! – продудела она в замочную скважину. – Если ты сейчас же не уйдешь, я вызову охрану! – И гадливо добавила: – Жулик!
12
Все произошедшее никак не укладывалось в голове Кабанова. Он пялился дикими глазами на неприступную дверь, и его расщепляло двойственное чувство. С одной стороны, в нем бурлило острое желание искрошить дверь в щепки и силой взять то, что ему законно принадлежало. А с другой его давили страх и раболепие перед дорогой дверью, роскошной женщиной и ее угрозой вызывать охрану.
Страх оказался сильнее, и Кабанов торопливо потрусил вниз, и благоухающая лестница уже не казалась ему родной, и подъезд не вызывал сладостные ассоциации, а охранник вообще представился разъяренным чудищем, вывалившемся из фильма ужасов. «Надо же! – думал он, вылетая на улицу после ощутимого пинка под зад. – Она похоронила своего мужа! А я, в таком случае, кто? Может, Ольга имела в виду какого-то другого мужа, которого я никогда не знал?»
Этот вопрос надо было решить немедленно, ибо на нем, как мясо на шампуре, висели все блага, которыми Кабанов имел полное право пользоваться. Отбежав от подъезда на безопасное расстояние, Кабанов затаился за мусорными баками. Оттуда он внимательно рассмотрел дом, который принял за свой. Сомнения его рассеялись, ошибка была исключена. Именно в этом доме, пять лет назад, на третьем этаже первого подъезда, Кабанов купил пятикомнатную квартиру.
В мусорном баке копались два гражданина, лица которых показались Кабанову необыкновенно знакомыми. Он хотел было поговорить с ними и расспросить, где они могли встречаться, но тут понял, что граждане как родные братья похожи на Бывшего, экс-Командора, а также на Толстуху, Полудевочку-Полустарушку и Зойку. Кабанов даже улыбнулся от такого удивительного сходства. Но эта улыбка «братьям» не понравилась.
– Дуй отсюда! – шамкая голыми деснами, просипел один из них. – Оба ящика наши!
– Ага, ваши! – возмутился Кабанов. – Эти баки стоят рядом с моим домом, а потому всё, что в них, тоже мое!
Он мог бы пойти на принцип, набить наглецам рожи и отстоять то, что по праву принадлежало ему, но Кабанов спешил разобраться с живыми и мертвыми мужьями Ольги. Новое кладбище, которое считалось в районе самым престижным, находилось недалеко, и это обстоятельство избавляло Кабанова от необходимости штурмовать автобус. Чугунные ворота главного входа, украшенные кованными амурчиками, были распахнуты, из глубины тоскливой рощи доносилось карканье ворон и хриплые звуки духового оркестра. Едва Кабанов зашел на территориюкладбища, как из маленького кирпичного домика, похожего на часовню, вышел бритый наголо мужчина с глубоко посаженными, как у совы, глазами.
– Далеко собрался? – спросил он Кабанова.
– Могилку надо проведать, – ответил Кабанов не совсем уверенно, потому как не был готов давать кому-либо пояснения относительно своих намерений.
– Какую еще могилку? – скривив губы, уточнил мужчина.
– На участке тридцать два дробь сорок пять… – со странным желанием представиться по полной форме, ответил Кабанов. – Я родственник…
– Я так и понял, что родственник, – ответил мужчина, сплюнул под ноги и посмотрел на мрачный строй деревьев, над которыми кружили и вопили вороны. – Но там уже давно нет ничего.
– В каком смысле? – пробормотал Кабанов. – Перезахоронили, что ли?
Мужчина искоса взглянул на Кабанова, затем вынул из кармана спичку и стал ковыряться в зубах.
– Дурной или прикидываешься? – спросил он. – Я говорю, что сейчас нет ничего на могилах. Ни водки, ни хлеба. Разве что там… – И он кивнул в ту сторону, откуда доносилась траурная музыка. – Позже приходи, когда закопают и помянут. Наверняка много чего останется. Заодно снег на дорожках почистишь.
– Вы меня не поняли, – прикладывая оголенную руку
