машиниста от увиденного, еще толком не зная, кто такая Маша и какую роль в жизни Кострова она сыграла.
– Одно дело, когда эти россказни от вас слышишь, а другое, когда сам эту землю топчешь, – надулся старик, но стрелять глазами вокруг перестал.
– Есть такое дело. – Николай Иванович был вынужден согласиться с машинистом. – Если еще раз увидишь свою Машу – дай мне знать, а то, не ровен час, заманит она тебя в ловушку, из которой обратного хода не будет.
Туман постепенно стал развеиваться, но, к сожалению, теперь перед путниками расстилался настоящий лес борщевика. Иногда сверху сыпались крупные семена ядовитого растения, но пока они не причиняли вреда. Может, тому виной оказалось неполное созревание или иная причина, но трогать их руками проводник не советовал. Несмотря на то, что оба теперь находились в перчатках, они не спешили рисковать и дотрагиваться руками до растений.
Внезапно Волкогонов, уже занеся ногу для шага, замер на месте, и машинист чуть не врезался в него, но вовремя удержался и остановился за спиной, заглядывая через плечо:
– Чего там?
– Смотри. – Николай поставил ногу на прежнее место и указал вперед, где травянистое поле приобретало иссиня-черный оттенок. – Траву будто морозом конкретно прихватило.
– И что это значит? – Костров боялся даже дышать, пока проводник не ответит на его вопрос.
– Чутье подсказывает мне, что нам не стоит соваться в эту местность. – Волкогонов огляделся, выискивая безопасную тропу, но всюду, покуда хватало глаз, цвет травы оставался черным, лишь за их спинами он по-прежнему был белым. Вот только возвращаться назад на «Вятке» было не принято.
– Опять обходить, – сокрушался старик, который уже порядком устал от длительного похода и не прочь был бы немного передохнуть.
– Здесь всегда так, Василий Иванович, – поспешил напомнить ему проводник, – самый длинный путь порой оказывается самым коротким.
– Устал я от этих загадок, Коля… – Машинист тяжело вздохнул и тоже стал осматриваться, надеясь отыскать на этом черном ковре хоть небольшую безопасную тропку, и, к своему удивлению, тотчас ее нашел. Узкая дорожка вилась посреди темного поля, точно приглашая путников следовать именно по ней.
– Вон, смотри! – приободрился Костров и начал тыкать пальцем в будто бы из ниоткуда появившуюся спасительную тропу. – Нам явно туда.
Волкогонов тоже заметил странную дорожку и скривился: ему не нравились такие чудесные подарки Территории. Хотя и он должен был признать, что другого пути все равно не имелось.
– Держись строго за мной и ни в коем случае не наступай на эту почерневшую поросль, – предупредил «туриста» проводник и первым ступил на тропу.
Даже стволы борщевика здесь почернели у самого основания, и эта зараза продолжала пожирать растения, стремясь вверх, к самому зонтику соцветия.
Не прошли они и десяти шагов, как Василий Иванович остановился и вперил свой взор в нечто невидимое проводнику, разглядывая очередной морок, который манил его к себе, едва не заставляя преступить безопасную грань и оказаться в черном травяном мареве, покрывавшем пространство.
– Костров, мать твою!
Волкогонов уже не мог сдерживать свой гнев. Он не имел права потерять машиниста на «Вятке»! Подобной оплошности он не сможет простить себе никогда, не говоря уже о других проводниках, которые все равно узнают, что именно он вел по маршруту единственного человека, который хоть как-то связывал станцию Бекетово с Большой землей. Позволит ли «Вятка» водить состав кому-то другому? Что станет со всеми, если поезд перестанет курсировать?
Старик уже собрался сделать шаг на опасную территорию, когда проводник буквально в последний момент схватил его за локоть и с силой встряхнул, возвращая в реальность.
– Какого черта, Иваныч!
Костров захлопал удивленными глазами, совершенно не понимая негодования Волкогонова.
– Опять она, представляешь? – Машинист указал пальцем в ближайший ствол борщевика, за которым, естественно, никого не оказалось. – Маша. Стоит в своем драповом пальто, а на руках младенца держит. Улыбается мне так нежно и рукой подзывает.
– Я тебя сейчас к себе привяжу! – не выдержал Волкогонов. – Сойдешь с тропы – погубишь нас обоих. И пусть эта оплошность останется на твоей совести!
– Ты не горячись так, Коля, – поник Костров. – Я ж не виноват. Стоит ей мелькнуть – и у меня сердце екает, будто явь вижу, а не призрака. Да и как она может быть призраком, если жива-здорова?
– Не знаю, – качнул головой проводник. – Обычно клиенты видят на «Вятке» только усопших, а живых крайне редко.
– Это потому что я крепко ее обидел, Иваныч. – Костров собрался присесть, но Волкогонов не позволил ему этого сделать. Машинист смахнул набежавшую слезу и уставился на проводника, его губы подрагивали.
– Так, прекращай. – Николаю стало неловко. – Оставь свою исповедь до привала, а сейчас нам нужно выбраться отсюда.
Он решил воспользоваться самым экстраординарным способом и достал из рюкзака бинт, решив завязать клиенту глаза и провести его через посадку борщевика как слепого. В этом таилась определенная опасность, но так проводник мог хотя бы быть уверен, что их экспедиция завершится неудачно по его вине, а не по вине нерадивого клиента. Костров не стал сопротивляться, понимая, что Волкогонов не стал бы использовать такой метод, если бы не был уверен, что иного пути не существует.
– Держись рукой за мой ремень и встань как можно плотнее, – сказал Волкогонов. – Не делай больших шагов. Если впереди появится опасность, я немедленно тебя предупрежу. Ты мне доверяешь?
Машинист угукнул в ответ и поправил руками неудобную повязку, закрывающую обзор. Он взялся левой рукой за ремень проводника и встал как можно ближе, дыша Волкогонову в затылок.
– Так-то лучше, – констатировал Николай и медленно пошел по тропе; клиент засеменил следом, наступая ему на пятки, но проводник не злился: лучше передвигаться так, чем не двигаться вообще.
Он никак не мог объяснить самому себе, почему его так пугала эта черная трава. Возможно, если бы он вовремя не остановился и наступил на нее ногой, то ничего бы не произошло. Но он слишком привык доверять своим инстинктам, благодаря которым всегда возвращался с маршрута целым и невредимым. Порой в его поступках клиенты совсем не видели логики: он мог без видимой причины начать перепрыгивать с места на место, броситься наутек или упасть на живот и ползти по жуткой грязи. Однако сам он искренне считал, что эти действия спасали его жизнь и жизни других людей, которые ему доверились, отправившись с ним на Территорию. Вот и сейчас в нем только росла уверенность, что черная трава действительно опасна. Иначе зачем бы «Вятке» завлекать на нее машиниста?
Тропинка тем временем становилась все уже и уже, превращаясь в настоящую ниточку. На все попытки
