с головы шляпу, топчась и пританцовывая. Он приоткрывает ладонь и суёт туда нос, разглядывая, что внутри.
– Невероятно. Кто-нибудь такое видел?
Остальные молчат.
Между пальцев Крюкана просунулась крохотная головка с острым, как иголка, клювом. Это колибри. Он поймал её на лету, возле волос Нао. Птичка око.
– Кто-нибудь видел раньше такую тварь? Я думал, майский жук.
Он медленно раскрывает руку, разглядывает серебристый клюв и пульсирующую шею. И ухмыляется обезумевшему птичьему взгляду.
Надсмотрщик, чуть поодаль, развернул лошадь.
– Прощайте, – говорит он. – Я их забираю.
Великан смотрит на медленно идущую к нему Нао. Крюкан на миг оторвался от птички, провожая их глазами.
– Я даже не знаю, как тебя звать, – говорит управляющий красному платку Нао.
За неё отвечает надсмотрщик Гаспар:
– Она прибыла месяц с лишним назад, в повозке мадемуазель Бассак. Её назвали Жюльеттой, а у её девчушки имени ещё нет.
Нао догнала остальных. Они удаляются трусцой. В руке мужчины, смотрящего им вслед, дрожит птичка.
* * *
В последующие дни Нао знакомится с адским распорядком тростниковой плантации. Первый раз свисток раздаётся в пять утра, будя рабов в «Красных землях». Ещё не рассвело. Перед рядами хижин звучат свистки надсмотрщиков. Бараки пустеют. У каждой двери зажигают факел из давленого тростника. Когда Нао выходит, в небе иногда ещё горит звезда. Она кормит ребёнка. Сидя на земле вместе с женщинами из своего барака, съедает галету из маниока и жареный банан. В иные утра они довольствуются картофелем, посаженным в феврале между домами.
Снова свисток. Рабов выстраивают в колонны, пересчитывают. Они шагают под конвоем, а на горизонте разворачиваются розовые знамёна.
Жюнон, старая женщина, что нянчится с дочкой Нао и ещё двумя грудничками, со второго дня стала приходить поближе к работающим на уборке тростника матерям. Трудятся все. Никакая рабочая сила не должна простаивать. Тростник убирают в «Красных землях» ещё с января, но в последние дни он созрел всюду и одновременно. А если он зацветёт – потеряет сахар.
Безумные дни. Бешеный ритм. Надсмотрщик гоняет лошадь галопом вдоль линии рубки, из конца в конец. Он следит за количеством тростника. Он знает, что на мельнице считают повозки с его поля. И сравнивают его с другими надсмотрщиками. С утра до ночи он кричит почём зря, размахивая кнутом над согнутыми спинами.
Идущие впереди мужчины рубят тростник у самой земли. Потом отсекают макушки. Несколькими взмахами мачете очищают стебель, рубят его на три части и оставляют на земле. Женщины собирают их в вязанки, перехватывая теми же гибкими верхушками. Постепенно они нагружают ими двухколёсные тележки. Впряжённые в них сонные мулы отгоняют мух, не открывая глаз.
Каждый день Нао оказывается на одном участке с великаном. Она не понимает причин такого совпадения, учитывая, что распределяют их всегда по-разному. С первого же дня надсмотрщик ни на секунду не оставлял великана в покое. Он заметил у него на спине выпуклое дерево, нарисованное кнутом. Это знак мятежного духа, выживших смутьянов. Надсмотрщик ходит за ним по пятам. Толкает ногой, сидя в седле. Однако его завораживает, как тот работает. Великан подхватывает трёх-четырёхметровые стебли, точно зубочистки. Рубит их на части прямо в воздухе. Он один работает за целую армию рабов.
– Ни на что этот Малыш Батист не годится, – говорит Гаспар, щёлкая кнутом. – Когда он наконец поймёт, что не у себя на родине? А ну, за работу!
В учётных книгах «Красных земель» великана записали под именем Малыш Батист, чтобы побороть внушаемый им страх.
Когда старая женщина под деревом зовёт Нао, она ненадолго оставляет работу, даёт дочке грудь и смотрит издали на великана. Несколько недель назад его, бьющегося в агонии, бросили в конюшню, где она рожала. Теперь Нао убеждена, что он приглядывает за ней.
Но главное, она заметила одну удивительную странность.
Великан орудует мачете в три раза быстрее всех, но на поле он не вырывается вперёд. Никто не выглядит рядом с ним отстающим. Почему он не на десять шагов впереди них, в глубине поля? Из-за толчков надсмотрщика? Или из-за того, что куски стеблей он аккуратно складывает вместе, чтобы облегчить работу идущим за ним женщинам?
Наблюдая за ним, Нао поняла, что он делает. Когда надсмотрщик отворачивается, великан меняется местами с соседом, который порой и не замечает этого. Час за часом он незаметно смещается по всей линии вырубки слева направо, а затем справа налево. И навёрстывает за каждым его отставание. Он работает не за троих, а за все три десятка мужчин.
Нао под деревом. Ей кажется, что она улыбнулась впервые за много веков, прошедших с того дня, когда Альма ещё была с ней, в долине.
Маленькая дочка, сосущая молоко, смотрит на неё, потом выпускает грудь и отвечает ей первой в жизни улыбкой. Она ловит ртом воздух, как это бывает у грудничков от сытости или избытка счастья. Нао обмахивает её рукой. И не видит, как отгоняет несколько птичек око.
19
Скверные дела
В одном льё от тростникового поля мадам де Ло настраивает пианино. Вокруг трудится прислуга. Жарко. Она закатала рукава и подобрала платье снизу булавками на случай, если сквозняку вдруг придёт на ум туда залететь.
Небольшое пианино фальшивит. Крышка розового дерева снята. Она морщит нос, нажимая на каждую новую клавишу. В парижской мануфактуре на улице Май инструмент стоил восемьсот ливров, однако за время перехода через океан в трюме судна «Жемчужина» деку повело, молоточки погнулись, а струны покрылись ржавчиной. Если мадам де Ло не удастся его спасти, ей кажется, что она и сама не выживет. Время от времени она высовывает нос из-за своего ящика, полного фальшивых нот, и поглядывает на простыню, которой укрыты книжные полки. Ей кажется, что простыня пошевелилась. Мадам де Ло подходит с опаской, готовясь приподнять этот занавес и тщательно осмотреть тома.
Она вздрагивает. Теперь кто-то дважды стукнул в дверь. Она пересекает гостиную, не трудясь отцепить булавки и опустить рукава. На веранде стоит Луи Крюкан. Под мышкой у него шляпа, а другую руку он держит за спиной.
– Мадам, – здоровается он.
И оглядывает её с головы до ног. Вид у мадам де Ло впечатляющий. Высокая причёска, пронзительные глаза цвета индиго, строгие кружева траурного платья до самого подбородка и подвёрнутая юбка, из-под которой видны обтянутые чёрными чулками худощавые икры.
– Я помешал?
Не отрицая этого, она сторонится и пропускает Крюкана. Внутреннее убранство главного дома не узнать. Всего за месяц мебель и полы отчистили, окна укрепили. Сидящая на полу женщина
