Должно быть, никто уже не считал его обладающим реальной силой, все в первую очередь бросались к Тезею — и уходили ни с чем.
К полудню прекратилась всякая работа в ремесленных кварталах и в порту. Все больше войсковых начальников, очевидно разуверившихся в Тезее, переходили на сторону Менестея. Гилл убедился, что кажущимся хаосом управляет опытная рука — беспорядки планомерно распространялись с северной окраины Афин к югу — ко дворцу, к порту. И рука безусловно принадлежала не Менестею, действовал более умный человек. Мотавшимся по городу сыщикам Гилла не препятствовали, в нескольких местах некие неизвестные, обладавшие, судя по всему, влиянием, даже помогли им отвязаться от «гарпий». Эти издевательски-вежливые знаки внимания тем более никак не могли быть измышлением недалекого Менестея — надо думать, Нестор был уверен в своей силе и любезно помогал Гиллу уяснить размах и положение дел.
Гилл погрузился в трясину тупого равнодушия. Он знал, что это конец, что все рушится, что ничего нельзя сделать — его люди были каплей в море, а приказы войскам могли исходить лишь от Тезея. И воздействовать на толпу, состязаясь с Менестеем в ораторском искусстве, мог лишь Тезей. А Тезей не делал ничего. Оставалось сидеть над картой и наносить новые, никому уже, в том числе и самому Гиллу, не нужные значки и выслушивать доклады, пугая запыхавшихся, взвинченных сыщиков бесстрастным лицом, он был опустошен и мертв, в сознании пульсировала одна-единственная жилка: нельзя отдавать Нестору стрелы Геракла.
Постепенно и сыщики перестали появляться, очевидно занявшись неотложными делами по устройству собственных дел, только Пандарей невозмутимо сортировал бумаги в своем углу да сыщик Эпсилон прохаживался по коридору. Гилл подумал, не сжечь ли бумаги, но тут же горько усмехнулся — кому они нужны?
— Я вас приветствую, почтенные сыщики, — раздался бархатный голос.
На пороге стоял Нестор, с ласковой улыбкой доброго дедушки, в простом полотняном хитоне, украшенном лишь незамысловатой бронзовой фибулой. Один-одинешенек — в распахнутую за его спиной дверь просматривалась большая часть коридора, и он был пуст: ни воинов с мечами наготове, ни тех так и не увиденных Гиллом хватких ночных убийц, никого, даже сыщика Эпсилона не было. И этот поторопился устраиваться при новой власти, горько отметил Гилл.
Нестор прошелся по комнате, уважительно оглядывая шкафы с бумагами:
— Солидно, солидно, как я посмотрю, работники вы серьезные и обстоятельные…
Тут только опомнился Пандарей и затянул:
— Согласно существующим правилам, посторонние лица, не будучи сыщиками, подследственными либо вызванными по делу свидетелями, не имеют права находиться в помещении для хранения тайных служебных бумаг.
— Ну а если не существует уже «существующих правил»? — спросил царь Пилоса. — И вашего царя, и вашего начальства, и самой вашей службы? Что там в правилах на этот счет, милейший?
Сбитый с толку и не нашедший соответствовавших ситуации правил, Пандарей беззвучно разевал рот.
— Вот видишь, — ласково сказал Нестор. — Ну, с этим все ясно: одушевленный стилос, может оставаться при этой должности и впредь. А с тобой что будем делать, Гилл?
Гилл смахнул со стола карту и стиснул рукоятку лежавшего под картой узкого кинжала. Тяжело поднялся.
— Ай-яй-яй, — сказал Нестор. — Неужели ты способен ударить кинжалом безоружного, беспомощного старика? В самом деле, способен?
Он смотрел прямо в глаза, и рука с кинжалом опустилась — Гилл в самом деле не смог бы. Нестор подошел, небрежно разжал его пальцы, бросил кинжал на стол и сел напротив.
— Что тебе нужно? — спросил Гилл.
— Пустяки. Рукопись Архилоха и все бумаги по делу о подготовке мятежа. И, разумеется, ключ от камеры моего Анакреона. Да и Менестей хнычет, что ты упрятал под замок его верного сподвижника. Они хотели нагрянуть всей бандой, но я расставил вокруг вашего заведения критских стрелков. К чему допускать несерьезных людей к серьезным бумагам? Итак?
— Что с Тезеем? — спросил Гилл.
Нестор подобрал с пола смятый план Афин и выразительно развернул перед Гиллом:
— Ты ведь сам обратил внимание, как мы занимали город, до последней минуты оставляя Тезею дворец и порт? Он для меня ничуть не опасен, а его убийства я допустить не мог — бунт бунтом, но не стоит лишний раз показывать черни, что убить царя так же легко, как последнего раба. Мне только что донесли — он грустно взирает с горы Гаргетта на отвергшие его Афины, а его корабль распускает паруса. Пусть себе уплывает. Может быть, доставить и тебя к кораблю?
— Нет, — сказал Гилл. — Он уже не Тезей, а я… я уже тоже не я.
«Значит, вот так, — подумал он. — Тезей. Можно быть другом и сподвижником Геракла, истребителем чудовищ, можно превратить жалкую деревушку в великолепный город, заложить основы демократии — и потерять все в одночасье, упасть, как загнанный конь. Явятся один краснобайствующий демагог и один старый интриган — и все идет прахом, прежние заслуги ничего не значат, люди забывают все совершенное для их же блага и равнодушно смотрят на тающие в синеве паруса. Нет, конечно, все гораздо сложнее. Мир не черен, но, о боги, где же мое место в этом мире?»
— Выслушай меня, — сказал Нестор. — Я не собираюсь оскорблять или унижать тебя — просто с разумной жестокостью врача должен удалить опухоль. Ты мне не противник, ты вообще не борец. Ты был бледной тенью Тезея, его отточенным инструментом, марионеткой, а сейчас, когда нет больше твоего кукольника, ты не способен ни на одно самостоятельное движение, пока кто-то другой не возьмет в руки ниточки, — так я тебя понимаю, а я умею разбираться в людях. Хочешь возразить?
Гилл молчал. Он встал, легкими шагами лунатика пересек комнату, выгреб с полок бумаги и положил перед Нестором, придавив сверху ключами от камер.
— Рукопись Архилоха?
Презирая себя, Гилл подошел к полке, но полка была пуста, хотя ошибиться он не мог, рукопись оставлял именно здесь. Пандарей недоумевающе пожал плечами — подозревать его и впрямь было бы полным идиотством. Гилл бесцельно пошарил по другим полкам, разбрасывая пахнущий сухой пылью хлам, и вдруг сообразил, почему в коридоре нет сыщика Эпсилона. Он сполз на пол, сбрасывая спиной и локтями листы и свитки и захохотал безжизненно и горько, запрокидывая голову.
— Так-так-так, — сказал Нестор, — ну что же, всего не в состоянии предусмотреть и боги. Ничего, поймаем, никуда не денется. Стрелы тоже он уволок?
Гилл кивнул — чтобы сохранить что-то живое в душе, следовало сохранить стрелы.
— Вообще-то и мышь не выскользнет сейчас из Афин, — раздумчиво сказал Нестор. — Поймаем…
Он швырнул бумаги о подготовке мятежа в очаг и ворошил закопченной кочергой, пока все не сгорело.
— Вот так, — сказал он, вытерев руки о хитон. — Теперь и я в копоти, как
