class="p1">— Ну, а все-таки?
— Вышли какие-то двое в военном на дорогу и спрашивали.
«Наверное, окруженцы», — подумал Чубарь и спросил:
— Где это было?
— Там, — махнул крестьянин рукой назад на дорогу.
— А давно?
— И все тебе, как я погляжу, хочется знать! — вдруг заупрямился встречный. — А может, я слово дал!
— Ладно, — буркнул недовольно Чубарь, — держи при себе свое слово. А про немцев ты правду сказал?
— Какую ты хотел правду?
— Ну, что в деревне их нет!
— Так я же сказал, что не было.
— Хорошо, проверим, — с нарочитой угрозой заявил Чубарь.
— Им ведь на машинах ничего не стоит теперь, — будто оправдываясь, стал заискивать крестьянин.
Чубарь тронул коня. И уже отъехав, крикнул вдогонку:
— Может, купил бы коня, а? Пригодится в хозяйстве!
Крикнул просто так, из одного озорства.
Крестьянин обернулся, укоризненно покачал головой.
— Езжай уж, езжай, пока не попался с этим конем! У нас один продавал уже так вот, а назавтра выяснилось, что конь из соседнего колхоза. Краденый, значит!.. Так что, езжай себе!
— Мой не краденый! — засмеялся Чубарь.
— Ладно, езжай уж, езжай!..
Конь между тем шагал не спеша, шлепая копытами по колдобинам, в которых стояла вода.
Над дорогой с обеих сторон, чуть ли не сплетаясь, нависали еловые лапы, поэтому небо проглядывало только узкой полосой, которая изгибалась вместе с дорогой.
Чубарь не догадывался, что впереди по дороге был красноармейский пост, его действительно с приближением вечера поставили окруженцы. В деревне окруженцы ночевать не решились, только попросили у жителей хлеба. Мясо, конину они несли с собой, а картошки можно было накопать на колхозном поле. Теперь так делали все, кто, сторонясь больших селений, двигался к откатывавшемуся в глубь страны фронту.
Чубаря окликнули сразу, как только он поравнялся с постом.
Близ дороги меж двух берез, что выделялись своей берестой среди хвойных деревьев, стояли красноармейцы с винтовками. Один, с нахмуренным лицом, в очках, выступил на дорогу, перехватил всадника.
— Кто такой?
Странно, но Чубарь не сразу нашелся что ответить. Действительно, кто он? Тогда, возле Белой Глины, Чубарь не терялся, так как знал, что говорить о себе красноармейцам. Там он был почти дома. В конце концов, для Шпакевича и Холодилова все равно, что Белая Глина, а что Веремейки. Главное, Чубарь — председатель здешнего колхоза. А теперь, в этой незнакомой местности, он был ни больше ни меньше как обычный бродяга. И те, кому он должен был говорить о себе, могли отнестись к его словам по разному, либо принимая их на веру, либо отвергая. Красноармеец между тем ждал ответа. Наскоро, чтобы не злоупотреблять терпением, Чубарь стал рассказывать про свое путешествие от Беседа до оборонительного рубежа И потом вот обратно сюда… Красноармеец слушал молча, но как только уяснил, что человек на коне не здешний, а так же, как и они, очутился в этом лесу в связи с войной, зачислил его в разряд подозрительных и решил задержать.
— Хватит, — перебил он Чубаря, — остальное расскажете где следует.
Мимо второго красноармейца, который в это время оставался под березами, они двинулись в лес. Чубарь на коне, а его конвоир шел рядом.
— Только не вздумайте выкинуть какую-нибудь штуку, — предупредил Чубаря конвоир. — Удрать все равно не удастся. Посты кругом.
— Я не вооружен, — желая успокоить красноармейца, сказал Чубарь.
Но сам тем временем посматривал вокруг беспокойными глазами — хотя и был уверен в том, что встретились свои и нечего особенно опасаться, однако какой-то чуть ли не звериный инстинкт самосохранения заставлял внутренне напрягаться и быть, как говорится, настороже.
Конь вдруг остановился, расставил ноги и, прогибаясь, начал мочиться. Это обстоятельство почему-то разозлило красноармейца. Он начал торопить:
— Поживей, а то надумали тут!..
— Пускай облегчится, — сказал, улыбаясь, Чубарь и соскочил на мох. — Куда вы меня, в самом деле? — поинтересовался он, разминая ноги.
Красноармеец не ответил.
Вскоре открылся среди деревьев лагерь. Людей в лагере было немного. Горел костер. Вокруг него сидело несколько красноармейцев. Поодаль от костра стояли три шалаша, сооруженные из еловых лап. При входе в ближайший к костру шалаш лежало разостланное одеяло. На нем, прислонившись спиной к невысокому пню, сидел с забинтованной до колена ногой грузный командир с красной звездой на рукаве. На петлицах у него было по четыре шпалы. В левой руке он держал солдатский котелок и ел из него алюминиевой ложкой. Из шалаша на четвереньках вылез другой командир. Он встал сразу же, увидев коня и незнакомого человека в сопровождении красноармейца. Вышел навстречу. Конвоир доложил:
— Товарищ капитан, на дороге задержан… — и так далее и так далее.
Капитан, высокий, со впалыми щеками блондин, выслушав красноармейца, смерил Чубаря недружелюбным взглядом.
— Мне надо поговорить с вами, — первым сказал, волнуясь, Чубарь.
Капитан кивнул головой и молча отошел к шалашу Там он переговорил о чем-то с полковым комиссаром, махнул Чубарю рукой. Полковой комиссар перестал есть, но котелок не поставил.
— Говорите. Кто вы? — спросил комиссар.
Чубарь ответил.
Комиссар улыбнулся и с любопытством оглядел его.
— Однако и фамилия у вас!..
Чубарь тоже усмехнулся.
— Недоразумений не бывает?
Чубарь пожал плечами.
Комиссар понял это как — случается…
Был он с большой лысиной, которая почти на клин сходила на самой макушке. Несмотря на то что комиссару, наверное, нередко приходилось стоять без фуражки и под солнцем, и под дождем, лысина была совершенно белая. Волосы на висках и на затылке поседели до самых корней. Но широкое лицо было загорелым и не отекшим. Глаза, то ли карие, то ли черные, смотрели пытливо, однако не жестко, скорее даже немного насмешливо.
По звездочке на рукаве Чубарь догадывался, что перед ним сидел комиссар, но в высоких воинских званиях, особенно политсостава, он не очень-то разбирался. Правда, теперь это не имело значения, довольно уже того, что на рукаве военного была комиссарская звезда.
И тем не менее комиссар сказал:
— Представляться не буду. Мое все на мне. — Он показал глазами на звезду, затем, уже рукой, на шпалы. Усмехнулся: — Под гимнастеркой тоже свое, отечественное… Фашистского ничего нет.
Чубарю еще не приходилось слышать, что немцы порой переодеваются в красноармейскую форму — для провокации, и потому последние слова комиссара показались ему излишними, даже неподходящими для человека такого высокого воинского звания.
— А вот про вас, — продолжал полковой комиссар, — хотелось бы узнать подробнее. Документы пожалуйте.
Чубарь пошарил в кармане, подал комиссару все, какие имел при себе, бумаги.
Полковой комиссар поставил сбоку котелок, собираясь проверять документы Чубаря. Но спохватился, кивнул на потолок.
— Если хотите и не брезгуете, можете доесть.
Чубарь смутился. Но по глазам его комиссар
