Проговориться, что ни слова про него нигде не звучало, тоже подвести его под соблазн не впрягаться.
Клим явно не хотел войны с бандой Слепого, но сама постановка вопроса Слепым и его подручными ему пришлась не по душе. Барахолка и ее территория была по определению за Слепым, хотя и это явно было костью в горле. Его не совсем устраивало что такой жирный кусок принадлежал им, но скрипя сердце приходилось мириться, поддерживать видимость мирного сосуществования. Водители большегрузов которых обложили данью бойцы тренера при подъезде к вещевому рынку были собственно еще не деленным пирогом и претензии Слепого, в этом плане явно были необоснованны. Тем более узнав, что тренер имел неосторожность представляться как член климовской группировки и при этом получил сотрясение мозга и подвергся нападению со стороны подручных Слепого. Если допустить устрашение тренера и его команды со стороны Слепого, это тот может понять как слабость. Все взвесив, он пообещал уладить дело, а если мирно решить не удастся вступиться за них и вступить на тропу войны.
Дела тем не менее стали развиваться для тренера и его оставшихся членов команды по наихудшему сценарию. Бойцы Слепого отловили и убили одного из оставшихся на свободе членов его группы. Предварительно они, после истязаний, узнали у убитого где скрывается тренер, но убить тренера им не удалось. Тренер был настороже и вел себя очень предусмотрительно. Неожиданного нападения у нападавших как в прошлый раз не получилось. В итоге им помешала спортивная подготовка и молниеносная реакция тренера. Имея явный выигрыш в росте, здоровье по сравнению с тремя нападавшими из которых двое были вышедшими из заточения пленниками он смело вступил в схватку. И победил, забив до смерти двух нападавших. Один в суматохе успел скрыться. В результате, сбежавший поднял с постели Слепого, и они уже принялись за дело весьма основательно вооружившись пистолетами они методично выслеживали тренера и оставшихся подручных. Но тут им опять не повезло. Они попали в хитро устроенную западню и потеряли двоих при завязавшейся перестрелке около ресторана «Русь». Наконец через почти месяц непрерывных поисков им удалось напасть на след тренера и его бойцов. В результате был убит один и еще тяжело ранен другой ученик тренера. Практически тренер остался один на один с со всей бандой Слепого. Выжить в такой ситуации представлялось проблематичным. Его смерть была только делом времени и этого времени было совсем не много. Он еще раз обратился за помощью и защитой к Климу. Тот очень уклончиво пообещал еще раз попробовать уладить дело. В эту поддержку тренер уже не верил. Видимо его уже списали со счетов и пожертвовали как ненужным балластом.
После долгих раздумий тренер принимает решение сам сдаться органам дознания и приходит с повинной, что убил двух человек из трех нападавших на него. То есть ему грозило двойное убийство с целью самообороны. Этот шаг его не вызвал возражений с со стороны Клима. Напротив он позволял сохранить видимость плохого мира с бандой Слепого. Все участники событий считали что именно неуклюжие и непродуманные действия тренера и его подопечных привели к печальному финалу и чуть не разразились в полномасштабную войну с непредсказуемым исходом. Его сдавали с обоих сторон. Тем не менее, не обеспечив покровительство тренера на свободе, Клим видимо с целью сохранения своего реноме решил проявить сильную симпатию к судьбе тренера в застенках ИВС. Он нанял ему хорошего адвоката. И не только. Видимо у Клима было много подвязок в стенах родного МВД. Заступничество Клима вдруг приобрело неожиданную окраску. В это время в милиции осуществлялась замена удостоверений на новые образцы. Ротыгин вдруг обнаружил что не смотря на неоднократные попытки ему никак не удается получить новое удостоверение. Чиновники от МВД постоянно находили новые причины для того что бы у него не появилось новое служебное удостоверение. То фотография не та, то неясные очертания овала лица, то ракурс не выдержан. В результате полностью «потеряли» полный комплект подготовленных документов. В результате Ротыгин не мог попасть в ИВС по просроченному удостоверению и предъявить обвинения тренеру. А срок в два месяца положенный по закону неумолимо подходил к концу. Попытки конвоирования тренера в его кабинет тоже заканчивались неудачей и трижды срывались из-за отсутствия, бензина, поломки автомобиля, болезни водителя. Через пару дней, если он не предъявит обвинения, тренера должны будут согласно закона выпустить на свободу. Прокурор тоже по странному стечению обстоятельств отказался продлить срок его содержания под стражей. Ротыгин был взбешен до крайности. Он понимал, что в результате если он не предъявит обвинения, то крайним во всей этой истории и козлом отпущения назначат непременно его. Это он не обеспечил предъявления в установленный срок обвинения и его объяснения, по поводу просроченного удостоверения, отсутствия бензина, болезни шофера и поломок будут звучать просто детским лепетом перед вышестоящим начальством и органами осуществляющими надзорные функции. Можно получить не полное служебное соответствие, или в лучшем случае строгача с занесением в личное дело за недисциплинированность. Хотя и варианты могли быть и хуже. Как посмотрит начальство.
Нужно было что-то предпринять экстраординарное. Что явно от него не ждут те кто так умело и тщательно ставил ему палки в колеса. После долгих и мучительных раздумий, Ротыгин решается проникнуть в ИВС незаконно по просроченному документу. Дело в том, что женщины следственного изолятора хорошо знали его в лицо, как и он знал их почти всех и по именам и фамилиям и здоровался, поддерживал иногда неформальные отношения. Тем не менее служба есть служба. И идти на явное нарушение они бы согласились и еще могли доложить по инстанции. Он подключил к этому делу еще одного своего сослуживца, который вызвался ему помочь. Главная цель была попасть в пересмену. В это время устанавливается секундное безвластие. Одна как бы сдает, другая еще не приняла и внимание самих женщин прежде всего отвлечено не на корочки в общем-то знакомого следователя, а на обмен новостью или приветствий и замечаний по внешнему виду подруги. Но угадать и попасть в такую пересмену практически и наверняка необычайно сложно. Все должно быть рассчитано до секунды. Для того что бы это сделать они и разработали небольшой спектакль. Лиховцев перед пересменой должен был выходить из ИВС. С удостоверением у него было все в порядке. Ротыгин напротив должен был зайти в небольшой тамбур и они там как бы случайно встретившись начинают разговор цель которого выждать подходящий момент для проникновения на территорию ИВС. Как только подходящий момент настал и новая сотрудница зашла к своей сменяемой коллеге Ротыгин смело оставив Лиховцева, направился, вперед прикрыв предусмотрительно пальцем дату на удостоверении. Он весело поздоровался с обеими, широко как мог улыбнулся и план сработал на славу. Заветная цель была достигнута. Предъявление обвинения было осуществлено в установленный законом срок.
Черные риелторы
Родин смотрел в окно, работать не хотелось. Воробьи и голуби клевали хлеб, рассыпанный на колодезном люке. Опять тетя Паша насыпала. Приваживает. Лето на дворе, корма полно. Что их подкармливать. Привычка. Добрая душа. Он перевел глаза на стол, на тощую папочку, которая пока была почти пустая.
В милицию обратилась родственница одного пожилого мужчины по фамилии Никодимов. Суть состояла в том, что приехав к нему в гости, она обнаружили в квартире незнакомых людей. Они объяснили, что купили квартиру на законных основаниях у пожилого человека. По их описанию, он был в толстых очках, худым, лысым, невзрачной внешности и никакого сходства с их дядей жившим здесь прежде не имел. Ни о каком другом пенсионере, проживавшем здесь ранее, сведений у них не было.
Родин пригласил в кабинет родственницу, которая дожидалась в коридоре. Молодая девушка, была приятной наружности. И обесцвеченные свободно распущенные волосы, и нежные черты лица, и тонкие, удивленно приподнятые выщипанные ниточки бровей, и немного припухлые губы и даже пирсинг создавали хорошее впечатление. Косметика лежала на ее лице чуть вызывающе и подчеркивала наверно свободный нрав и открытость в отношениях. На вид ей было чуть меньше тридцати. Держалась она свободно, говорила много, и часто не по делу, при
