и не осуществившееся в данном случае, состояло в том, чтобы придерживаться того же курса до достижения суши. Такой план не представлял никаких серьезных навигационных сложностей. Чтобы плыть прямым курсом, требовалось только знание, приобретенное опытом: нужно было наблюдать и учитывать влияние ветра и течений с помощью компаса, имевшегося на всех кораблях того времени. Тем не менее методы навигации Колумба обладали некоторыми любопытными особенностями. Его обычно характеризуют как простого капитана, который использует навигационное счисление пути: то есть следит за своим курсом по компасу, записывает время, пройденное в любом направлении, и оценивает скорость корабля для расчета времени до пункта назначения[206]. Даже этот довольно простой метод требует значительного мастерства, если нужно получить достоверное счисление пути в открытом море. Помимо наблюдения за небом, единственным инструментом учета времени на борту корабля служили песочные часы, которые с получасовыми интервалами переворачивали корабельные юнги, чья небрежность или чрезмерное усердие могли испортить расчеты. Оценить скорость даже с самой приблизительной точностью было в высшей степени эзотерическим искусством в открытом море, где не было неподвижных ориентиров и даже, на большей части пути, обломков. Примечательно, что в ранние века эры парусов навигационное счисление давало такие точные результаты, иначе моряки не могли бы следовать уже известным курсом или попасть в ранее посещенный пункт назначения.
Даже без использования специальных приборов или карт навигационное счисление могло быть дополнено или заменено тем, что морские историки называют «примитивной навигацией по звездам»[207]. В Северном полушарии, ориентируясь по Полярной звезде, это относительно простое умение (хотя сегодня безвозвратно утраченное) культивировалось поколениями и совершенствовалось с практикой мореплавателями позднего Средневековья в католическом мире. Его потенциал продемонстрирован в наше время, в Южном полушарии, где звездное небо гораздо труднее читать, полинезийскими мореплавателями, которые могут прокладывать и запоминать курс через тысячи километров открытого океана, используя только свою мысленную звездную карту и тонкие, едва уловимые особенности ветров и моря, чтобы держать направление. Жители Маршалловых островов хранят сделанные из тростника морские карты, в которых соотнесены друг с другом острова, отмечены характер волн и судоходные маршруты, однако местные мореплаватели Тихого океана могут плавать и без таких вспомогательных средств или навигационных приборов. В ходе эксперимента мореплаватель Пиайлуг с микронезийского атолла Сатавал безошибочно проплыл на гавайском двухместном каноэ от Гавайев, преодолев около 6500 километров открытого моря, до Таити, между островами и через неизвестные ему моря. Единственной информацией, которой он располагал, являлось взаимное расположение звезд[208].
Задача Колумба по удержанию прямого курса могла быть легко выполнена невооруженным глазом опытного навигатора по звездам: необходимо было только постоянно держать угловую высоту Солнца днем и Полярной звезды ночью. Морские карты позднего Средневековья ясно демонстрируют, что мореплаватели той эпохи были вполне способны определять относительные широты невооруженным глазом с допустимой погрешностью. Сам Колумб утверждал, что именно так и поступил на обратном пути 3 февраля 1493 года[209]. Однако то ли из-за недостаточного умения использовать эти примитивные методы, то ли из научного любопытства, Колумб решил выйти за рамки навигационного счисления и примитивной навигации по звездам тремя способами: с помощью карты, попыток получить точные астрономические показания широты и путем ее проверки по времени продолжительности солнечного дня.
Можно было бы предположить, что от карт мало проку в водных пространствах, не нанесенных ни на какие карты. И все же у Колумба имелась карта, сконструированная на основе, как можно предположить, теории малого мира и существования острова Чипангу. Если она напоминала карту, на которую Колумб позже ссылался в переписке с неким английским информатором, сообщившим ему об открытиях Джона Кэбота, то на ней должен был быть изображен остров Антилия, также называемый Остров семи городов, мифический остров, впервые появившийся на карте 1424 года и расположенный посреди океана. Лас Касас убежден, что карта Колумба была составлена Тосканелли. В таком случае она должна была быть построена на сетке долгот и широт, призванных дать хорошее представление о расстояниях, в отличие от обычных морских карт позднего Средневековья, которые показывали только направления в виде локсодромий[210], ведущих от роз ветров в стратегических точках. Эффект заключался в создании тонких, пересекающихся, похожих на паутину линий, но, несмотря на свою эстетическую привлекательность, на картах этого типа почти не учитывались соображения расстояний. Карта Колумба вселила в него какую-то необычную и неуместную уверенность. Время от времени в ходе путешествия он советовался над ней с Мартином Пинсоном, а однажды, в один из решающих моментов, фактически осуществил изменение курса на ее основе, по-видимому сделав вывод о близости суши. Однако не следует переоценивать это событие: Колумб, возможно, неверно интерпретировал обычную морскую карту или просто использовал карту для обоснования собственных расчетов, базировавшихся на теории малого мира и понимании того, как далеко он добрался[211].
Использование адмиралом навигационных приборов отражено в отрывке, предположительно взятом из «Дневника первого путешествия», но опущенном в «Первом путешествии» и сохранившемся только в пересказе, относящемся к 24 сентября 1492 года, когда после серии ложных появлений земли на горизонте опасения Колумба по поводу мятежа на кораблях достигли кульминации. Согласно живописному повествованию Лас Касаса, заговорщики шептались, что «было великим безумием и самоубийством рисковать своей жизнью ради осуществления сумасшедших планов иностранца, который готов умереть в надежде сделаться большим вельможей». Некоторые из них утверждали, что «лучше всего было бы однажды ночью выбросить его за борт и заявить, что он упал, пытаясь определить положение Полярной звезды с помощью квадранта или астролябии»[212].
Обвинение, якобы сочиненное мятежниками, полнится неотразимым мрачным юмором. Оно блестяще воссоздает образ заморского растяпы-ученого, который неуклюже пытается применить свои новомодные методы, в одиночку сражаясь на качающейся палубе с неуправляемым инструментом. Образ, который так раздражал заговорщиков, содержит большую долю правды.
Колумб, несмотря на гордость за свои навигационные приборы, так и не смог воспользоваться ими должным образом, потерпев поражение из-за качки корабля. Измерения, которые Колумб, по его собственным утверждениям, сделал с помощью астролябии, на самом деле были выполнены менее эффектным способом. Он рассчитывал продолжительность дня в пересчете на количество солнечных часов и определял широту по таблице, которую скопировал из Imago Mundi Пьера д’Альи[213]. Допущенные им ошибки в точности соответствуют опечаткам в таблице[214]. Он, по понятным причинам, уклонялся от признания, что обращался к шпаргалке, но недвусмысленно рассказал о своих способах отсчета времени. Если юнгам нельзя было доверить песочные часы, то небесные тела всегда в этом отношении надежны. Каждые 24 часа Стражи в созвездии Малой Медведицы описывают полный оборот вокруг Полярной звезды. Невооруженным глазом можно приблизительно определить, как далеко они продвинулись на своем пути во время
