Книга Взаперти - Лора Кейли

У самого выхода, на последнем сиденье – девушка с перерезанным горлом… Девушка с перерезанным горлом будто смотрела на меня, через пряди густых волос.

Я подошёл поближе, убрал окровавленные волосы, очистил лицо от снега… Голова, что и без того склонилась набок, соскользнула со спинки сиденья, и всё тело стало сползать. Я хотел удержать её, но не мог сдвинуться с места.

Это была она. Моя дорогая Лиан.

Что она делала здесь? Почему она в этом вагоне?

Я не мог ничего сказать. Крик подполз медленно к горлу и, стиснув его тисками, так и остался в нём неразорвавшейся болью, непроходимым стыдом. Я не видел ничего, кроме слёз, я не чувствовал ничего, кроме страха.

– Вы как? – подошёл со спины Полянский.

Я обернулся и посмотрел на него. Опять его голос показался мне сильно знакомым. Он был твёрд и холоден, он пах порохом и металлом, он давил на висок.

– Вы в порядке, Берроу? – повторил он. – Придите уже в себя. Не хватало ещё, чтобы вы потеряли рассудок. – Он похлопал меня по плечу. – Нам пора уходить, здесь мы уже никому не поможем.

В тамбуре нас уже ждали Хорхе и Нил.

Я хотел ещё раз посмотреть на Лиан. Она сползла с этой скамьи и лежала совсем неудобно. Я хотел посадить её ровно, поправить…

Полянский подтолкнул меня в спину и повёл к дверям.

– Нет времени на истерики, – сказал он.

– Это я виноват…

– Вы о чём?

– Она искала меня, она попала в этот поезд не случайно. Наверное, проследила, наверное, поняла, что я еду на этот вокзал…

– Вы о ком? – не понял Полянский. – Узнали кого-то из пассажиров?

– Узнал.

– Мне жаль, Берроу. – Он проверил свою обойму. – Но откуда вам было знать, что поезд захватят. Случайность, – закрыл он двери вымершего вагона, – смертельная, но всё же случайность. Пойдёмте, следующий вагон – ресторан.

И тут-то я понял, что смертельных случайностей не бывает, как и случайных смертей, что все они рукотворны, что я был всему виной.

15

Фокусник

Ясмотрел в тёмные окна своей съёмной квартиры и ждал, когда включится свет. Был уже почти полдень, когда после долгих скитаний я решил пробраться домой. Мне нужны были одежда и деньги.

На языке вкус железа, будто кровь пошла носом, то же самое было, когда умер отец.

После травмы он не поднялся.

Мать так и осталась в цирке, она говорила: цирк – это жизнь. Я тогда мало что понимал, например, как жизнью может быть то, что убивает, что продолжает идти, когда ты падаешь вниз. Лишь позже я понял, что так и работает жизнь, как этот проклятый цирк – убивая старых, взращивая новых людей.

Я ненавидел этот вкус смерти на языке.

Сплюнул кровавые слюни, увидел себя в отражении одной из витрин. Если меня не поймают как вора, то как бездомного – точно уволокут. Мне нужно было домой.

Выйдя из-за пышных вазонов, я пошёл вниз по дороге, дальше, к старым домам, ближе к моему дому. Я был избит и одет как пьянчуга, мои руки в кровоподтёках, и ребро не давало дышать. Но это было нестрашно. Я хромал вниз по дороге, мимо кирпичных домов и цветочных витрин, мимо города, что уже никогда не будет моим – здесь меня уже сняли со сцены.

Я подходил к своим окнам, я почти что бежал. Будто, если прибавить шагу, можно опередить саму смерть или уклониться от смерти, будто она не догонит. Беги, беги быстрей!

У подъезда я оглянулся – здесь не было никого.

Поднимаясь по скрипучим ступеням, замирая на каждом пролёте, я прислушивался к каждому звуку, к каждому шороху тишины.

Лиан, должно быть, ещё спала. Хорошо бы переодеться и ничего ей не объяснять. Мне вдруг подумалось, что люди Майлза её не достанут, точнее, не будут пытаться. Зачем им собой рисковать?

Я взглянул на свой свитер – видок у меня был ужасный, да и запах – хоть мух трави. Она скажет, что «говорила», что как чувствовала всегда, так оно и случилось.

Я стоял напротив квартиры в ожидании её шагов, или чьих-то других шагов, я готов был или войти, или сигануть со ступеней, я уже был на старте, в любую из двух сторон. Нервы били по темени, кровь замирала в венах. Я слышал лишь, как чёртова муха билась о подъездное стекло.

Тишина.

Никакого движения, ни шороха, ни скрипа за дверью. Потянувшись к ручке двери, я открыл и вошёл и в ту же секунду понял, что квартира была не закрыта.

Ветер поднимал жалюзи, окна распахнуты настежь, на полу кухни – ящики, вытащенные из шкафов, разбросанная посуда, счета за квартиру и прочая мелочь.

– Лиан! – крикнул я в пустоту квартиры.

Они здесь уже побывали. В прихожей и коридоре – одежда вся на полу.

– Лиан! – Мой голос дрожал, как у ребёнка. – Лиан, я пришёл!

Я знал, что она не ответит, но всё продолжал её звать. Ходил от гостиной до кухни, минуя одну только дверь – дверь нашей спальни. Я знал, что там увижу, и не хотел заходить. Под кожей – нервная дрожь, в носу – запах смерти, смертью пропахли все стены, она затаилась в углах.

Я подходил к нашей спальне медленно, как только мог.

Через приоткрытую дверь виднелась смятая простынь, разбитые статуэтки и книги на полу. Я толкнул её, дверь заскрипела, встав на половине пути, вот и я так стоял – не двигаясь, не дыша.

Лиан сидела на стуле с руками, завязанными за спинкой. В уголке её рта – уже застывшая струйка крови, как и пятна на нашем полу. Голова запрокинута набок, шея кривая с продольным порезом. Я подошёл к ней ближе, закрыл мёртвые глаза и развязал запястья. Она упала на меня холодным грузом, подступающей тошнотой. Уложив её на кровать, я пошёл, пятясь, из спальни.

Собрав сумку с вещами, я разложил между одеждой все деньги, что спрятал в своих тайниках, засунул под низ пистолет. Я старался не смотреть на ту дверь, за которой уже остывало её убитое тело, я пытался не думать о смерти, которой был сам виной.

Забравшись в чугунную ванну, я смывал с себя кровь и запах – запах проклятой смерти. Тёр мочалкой кровоподтёки, давил на свежие синяки, дабы искупить своей болью боль, причинённую ей. За стенкой лежал труп Лиан, а я ловил тёплые струи. Пена стекала по телу, смывая с собой весь кошмар.