же был приперт к стенке, путей для отступления не находил, а на него с ускорением двигался БТР. Дело было вдали от родины, где-то в Азии.
Тело его превратилось в сжатую пружину, готовую выстрелить несокрушимым кульбитом по вражеской технике. Рука потянулась к одному из пистолетов, спрятанных под курткой. Но тут он снова взглянул в маленькие влажные глазки надвигающейся на него женщины, и силы оставили его. Он обмяк, словно невидимый враг вдарил ему по шее в том месте, где к коже подходит сонная артерия. Над бровями у него поплыло. Потолок навис грязно-белым, засиженным мухами облаком. Людкина жалость передалась и ему. Агенту вдруг стало жаль себя до хрипоты. Хотелось выть и причитать. Хотелось спрятаться за чью-нибудь широкую спину, как в детстве. В горле его образовался огромный ком, который становился все больше и больше и давил изнутри на глаза, пока в уголках не защипало солеными слезами.
— М-м-ма-ма! — сипло застонал агент 0014 и плюхнулся носом в мягкую Людкину грудь.
* * *
До взрыва осталось 12 часов 00 минут 00 секунд.
Всю дорогу Алиса ныла как заведенная. Лина все ждала, когда у нее внутри что-нибудь треснет или выйдет из строя каким-то иным образом и эта поломка прекратит слезливые стенания, так терзающие ее и все окрестности. Но ничего у сестры не ломалось, и этот невыносимый писк, все больше напоминающий Лине ночную монотонность залетевшего в комнату комара, не прекращался ни на секунду.
— А если все-таки машину остановят гаишники? — в сотый раз вопросила Алиса.
— Да с чего им ее останавливать! — в сотый раз возмутилась Лина.
— Почему бы и нет, — сестра пожала плечами, — они кого угодно могут остановить. Это же гаишники!
— Слушай! — Лина наконец потеряла терпение, остановилась прямо посреди поля, на другом краю которого призывно мерцали огоньки человеческого селения, и гневно взглянула на нее. — Если гаишники поймут, что машина угнана, последнее, что им придет в голову, так это открыть багажник.
— Ты не права, — глубокомысленно занудила та, — они откроют багажник, увидят мертвого Бычка и наши сумки. Господи, я уже вижу заголовки завтрашних газет: «Две студентки пришили приятеля, с которым познакомились по Интернету!»
— Хотя бы прославимся. — Лина махнула на нее рукой и пошагала дальше.
— А если Джеф даст показания против нас? — не унималась Алиса.
— Да ты от страха совсем спятила. У этого парня язык отсох в тот момент, когда мы его напугали.
— Может быть, стоило его пришибить по-настоящему…
Лина закатила глаза и ничего на это не ответила.
— Правда, — навязчиво продолжила сестрица, — нужно было стукнуть его камнем по голове или придушить шнурком от ботинок…
— Знаешь что, — Лина покачала головой, — ты слишком много смотришь телевизор. Поверь мне, сериалы типа «Крутой Уокер» только на первый взгляд кажутся безобидными. Они атрофируют в человеке чувство реальности. Мы на лекциях по психологии массовой культуры такое проходили. Жуткая вещь.
— Что, лекции?
— Ну, и они тоже…
— Хочешь дам совет? — Алиса усмехнулась.
— Всю жизнь мечтала получать от тебя советы. Для того и родилась! — огрызнулась сестра.
— Не ходи на лекции. Никогда не ходи на лекции. От них вреда больше, чем от сериалов. И скука такая же.
Они добрались до края поля, вышли на проселочную дорогу и побрели на огоньки.
— Ты помнишь Кевина Костнера в молодости? — неожиданно переключилась Алиса.
— Откуда?
— Как ты думаешь, Бычок действительно на него похож?
— Понятия не имею. Вроде бы что-то есть от Кевина Костнера. Хотя я особенно не приглядывалась.
— Как-то неудобно, — Алиса вздохнула, — все-таки мы ему не чужие.
— В каком смысле?
— Ну… помнишь, как у Экзюпери: «Мы в ответе за того, кого приручили…»
— Не понимаю.
— Если бы не наше путешествие, он, может быть, был бы жив.
— Я никакой вины не ощущаю, — разозлилась Лина. — Я вообще не понимаю, что он делал в багажнике моей машины и почему его там пристрелили. А главное, я не знаю, кто это сделал.
— Может быть, какой-нибудь твой тайный воздыхатель? Увидел чужого парня в твоей машине, ну, и сдали нервы…
— У меня среди друзей нет маньяков.
— Почем ты знаешь? Я что-то не припоминаю, чтобы у какого-нибудь маньяка на лбу было написано: «Осторожно, маньяк!» Как раз наоборот, все с виду приличные люди.
— Тебя послушать, так ты всю жизнь имела дела с маньяками.
— Мне тебя достаточно. — Алиса фыркнула. — Вот помнишь Славика, который тебе под дверь цветы подкладывал?
— Сравнила. Цветы под дверь или труп в машину.
— Все равно — это ненормально.
— Ха! Да ты же просто завидуешь. Точно-точно! Тебе небось никто цветы под дверь не подкладывал.
— Во-первых, никто мне действительно цветы под дверь не подкладывал, потому что все мои кавалеры — нормальные люди, а не болезненно застенчивые прыщавые подростки. Они мне букеты лично дарят. А во-вторых, труп подложили в твою, а не в мою машину.
Когда они вышли на прямую дорогу, ведущую к приземистому, плохо сохранившемуся со времен застоя зданию сельпо, дорога вспыхнула желтым светом. Сестры оглянулись и едва успели отскочить в придорожные кусты. Мимо пронеслась зеленая «девятка».
— Ничего себе, — возмутилась Алиса, — это же наша машина!
— Хм… — Лина недоверчиво прищурилась, пытаясь разглядеть быстро растворяющиеся в сумеречном тумане номера. — Ни черта не видно.
Машина взвизгнула тормозами и застыла у магазина.
Сестры прибавили шаг, а потом и вовсе перешли на бег.
— Только бы это была наша машина, — запыхавшись, твердила Алиса.
Из «девятки» выскочил какой-то мужик и ринулся в магазин.
— Будем надеяться, что наша! — крикнула Лина и побежала с такой скоростью, что, наверное, побила все рекорды спринта.
* * *
Влетев в тусклое помещение сельпо, Принц застыл на пороге, с удивлением разглядывая живую картинку эпохи Возрождения: белобрысый бугай склонился в три погибели, уткнувшись физиономией в пышную женскую грудь. Женщина, она же, как решил Принц, продавщица, нежно поглаживала бугая по белобрысой голове. А тот совсем не мужественно всхлипывал. Тело его сотрясалось, судя по звукам, от рыданий. Принца тут же затошнило. Но он взял себя в руки и гаркнул так, чтобы его непременно услышали:
— Эй, тетка! Где здесь дорога на Москву? Отвечай, старая свиноферма.
Всхлипывания затихли. Белобрысый бугай оторвался от пышной груди и уставился на Принца таким недвусмысленным взором, что тот тут же понял: последнюю часть обращения он произнес явно сгоряча. Не нужно было упоминать про свиноферму. Однако извиниться он теперь уже не мог. Не такой он был человек, чтобы извиняться. На всякий случай Принц нащупал пистолет за поясом.
— Ты что сказал? — плаксиво поинтересовался бугай и всхлипнул.
— Не нужно ему повторять, — попыталась
