низкую косую спинку скамейки, разбросал по ней руки, отдыхая от всего, что пережил за этот день. Всех присутствующих здесь знал давно, кроме незнакомого Подмастерья-краснодеревщика — так прикидывая, годочка Бубы.
Гача и Гоча — а может, Гоча и Гача — Двойняшки: неотличимые друг от друга, как горошинки из одного стручка или отражение в зеркале от того, кто в него глядится. Иные близнецы нарочно одевались по-разному, но эти двое предпочитали полное подобие решительно во всем, и на то был тонкий расчет...
Еще в первые месяцы Школариума они попытались обернуть полное сходство к своей выгоде, порой садились на место другого и назывались на утренней перекличке не своим именем, а именем братца. Тут не было ничего от проказы ради проказы — оказалось, что Гоча, даром что туповат, гораздо лучше разбирается в циферном счете, а Гача вот, на удивление, силен в мироописании. А потому один, притворившись другим, первый тянул руку, когда Титор спрашивал, кто добровольно готов отвечать, — и зарабатывал похвальную запись в школярскую ведомость братца.
Однако Титор Сулатий по прозвищу Въедливый Сул скоро это просек, причем, ручаться можно, собственным умом — он, что большая редкость для Титора, брезговал услугами ябедников и наушников. И быстро придумал действенное средство: с одобрения начальства обязал Гочу в стенах Школариума затыкать за пояс у пряжки белый платок, а Гачу — синий, настрого предупредив: если они поменяются платками, получат розог, а если откажутся носить — добьется, чтобы выгнали обоих по параграфу «злостное нарушение правил учебы», что обоим точно закроет дорогу в отцовские Подмастерья, и придется им приписываться к Мусорщикам, Золотарям и иным Убогим Цехам. Вообще-то такое нарушение не значилось в регламенте, но Главный Титор поддержал, напомнив о старинном праве вводить неофициальные параграфы. К сокрушению близнецов, придумку горячо поддержал родитель, вспомнив, сколько проказ Двойняшки учинили безнаказанно, пользуясь своей неотличимостью (у родителя хватало совести не пороть обоих — один-то заведомо был безвинным). Более того: родитель после беседы с Титором радостно воскликнул: «И как я сам не додумался!» и заставил под угрозой доброго числа розог носить платки и дома, после чего домашние проказы живенько прекратились.
Двойняшки отыгрывались на улице, где за ними не могло быть ни титорского, ни родительского надзора. Разозленный сосед не мог точно сказать, кто разбил у него окно или выдирал хвосты у куриц — может, Гоча, а может, Гача (многие считали, что в таких случаях пороть следует обоих, но родитель твердо держался убеждения, что невиновный страдать не должен). То же самое и с тибреньем из габар. Несколько раз один из Двойняшек тибрил столько, что по денежке это тянуло на пару месяцев Воспиталки, и дважды возчики видели и описывали воришку. Но оба раза, придя со Стражником и узрев близнецов, оторопело пучили глаза, не могли сказать, ясное дело, кто из двух таких одинаковых как раз и подтибрил с габары то или это, — и уходили ни с чем, плюясь и затейливо ругаясь.
Кумушки вскоре прознали, что один из Стражников с Аксамитной, разозленный двумя неудачами, даже ходил в квартальную Стражу, добивался, чтобы Двойняшек заставили и на улице носить разноцветные платки или иные отличительные знаки. Но ходил зря — кто-то из Чиновных, пожав плечами, объяснил: это в Школариуме могут придумать свои параграфы, а Стража живет по утвержденным высоким начальством регламентам, где про отличительные знаки для близнецов ничего не значится, и не уличному Стражнику тут умствовать. После чего близнецы окончательно распоясались, и на прошлой неделе кто-то из них чуть ли не в открытую отрезал хвост у оставленного ненадолго без присмотра коня заезжего молочника — оба любили рыбачить, а на покупные лесы тратиться не хотели...
Сидела с другого края и Шалита-Шалунья (за глаза ей приклеили и гораздо более неприглядную кличку) — симпатичная девчонка, порой откровенно заигрывавшая с Тариком (вот и сейчас украдкой послала парочку многозначительных взглядов). Вот только Тарик, никогда этого открыто не выказывая, относился к ней пренебрежительно, и не он один. Очень уж многие знали, что она служит сосунком не одному Бу бе (что было бы понятно и простительно), а всей его ватажке. Пару раз ее заставали за этим делом надежные Недоросли, которые врать не будут, — оба раза они, укрывшись неподалеку, долго наблюдали, как в кустах у реки, возле Рачьего Переката, Шалита ублажала на коленках одного за другим. После чего многие стали всерьез подозревать, что Бубина ватажка ее еще и жулькает втихомолку...
И ихний пятый — незнакомый Подмастерье... Тарику он сугубо не понравился с первого взгляда. Давно уже Тарик знал, что о сущности людей нельзя судить по внешнему виду. Его сосед, покойный дядюшка Пайоль, лицом был точь-в-точь Мафель56, а на самом деле добрейшей души человек. Учил мальчишек делать бумажных птичек, летавших высоко и далеко, воздушных змеев, лодочки и поплавки из коры. Удачно распродав в деревнях свою глиняную посуду и свистульки в виде разных животинок, пригоршнями раздавал ребятам с улицы шарики смолки и сосательные конфеты, а по осени оделял орехами со своего огорода, стараясь, чтобы всем досталось. Когда его две недели назад убили разбойники на большой дороге в Дурранской чащобе, вся детвора о нем горевала.
И противоположно. Мельник Бариуш с их улицы — ну вылитый Балафос57, а душонка гнилая. И Малышам, и Недорослям, и мальчуганам постарше, в том числе Школярам в форме, мимо его дома близко лучше не проходить, а пробегать по другой стороне улицы: может метко пульнуть из рогули глиняным шариком — якобы к нему в огород лазят (хотя никто не лазит — он там злющего пса держит). И со взрослыми соседями скандален, пару раз чуть до драк не доходило.
Однако ж и исключения бывают — и Тарику незнакомец сразу не приглянулся: какой-то он... неприятный. Бледноватые тонкие губы то и дело кривятся в ухмылочке, глазки колючие, на левом указательном пальце медное колечко с мертвой головой, какие для форсу таскают Мутные58, — уж не Мутный ли и есть? Редко они в округе появлялись после известного вразумления, только Буба и может такого притащить... И расселся очень даже по-хозяйски, как здешний...
— Ну вот, про девчонку, — загадочным тоном начал Буба. — Копал я с утра червей в Козьем Ложке, где они особенно знатные (сам знаешь), иду назад, а в шестнадцатый нумер пожитки таскают, и какой-то незнакомый хмырь распоряжается. И тут же девчонка торчит, я
