к обогащению литературой. Дорогу, полную дорогу потоку литературному вдохновению. Вот нашей «Колючки»:
Нас учат, мы будем учиться, ибо мы должны учить других, и так мы будем питать надежду, что все честные и сознательные товарищи, прислушиваясь к голосу нашей газеты, откликнутся и примут участие вместе с нами. В этой сфере, сфере как литературности, так и планомерности, плюс продуктивности нашей работы, которая должна быть в наших рядах. Михаил Гуляев [Чарный 1924: 35].
А в редакциях советских газет (включая, надо полагать, и стенгазеты) действовали скорее путем прямого вмешательства в работу рабкоров. Интересно, например, как поступила редакция ленинградской «Красной газеты», получив от рабочих одного из местных заводов обращение о закрытии часовни Святой Параскевы Пятницы, ставшее сюжетом целой кампании в конце 1920-х годов. В фондах Петроградского губернского комитета 1929 года хранится само обращение:
Мы рабочие и служащие завода Руберойд вполне согласны с рабочими Механического завода № 7 и др. в свою очередь настоятельно требуем немедленного закрытия часовни «Святой» Параскевы, считая празднества устраиваемые в ней ежегодно в день Ильиной пятницы вздором и чепухой, а исцеления ее (святой Параскевы) поповским обманом. [Следует 30 позиций для подписей, из которых 26 заполнены][109].
А в «Красной газете» от 18 июня 1929 года эта заметка была приведена в таком виде:
Прошло то время
Прошло то время, когда можно было дурачить народ. Это одурачивание нужно было царю и его приспешникам, но оно совсем не нужно пролетарскому государству.
Полностью поддерживаем вызов механического завода № 7 и также требуем скорейшего закрытия часовни «святой» Параскевы. [Следуют 26 подписей рабочих и служащих завода «Руберойд»].
Интереснее всего то, что и первая версия обращения сформулирована вполне «по-советски»: чего стоит хотя бы оборот «настоятельно требуем». Даже инвективу («вздор и чепуха») вряд ли можно считать выходящей за пределы дозволенного.
Сочетание этих источников делает возможным экстраполировать следующие общие принципы «диалога с читателем» в советской прессе 1920-х годов:
а) редактировать заметку нужно всегда (сам процесс «фильтровки» для создания языка власти крайне важен: получается, что рядовые советские граждане всегда пишут неправильно, даже тогда, когда пишут правильно) – так «настоятельно требуем» становится просто «требуем»;
б) «народность» должна быть всячески подчеркнута («Прошло то время, когда можно было дурачить народ»);
в) конкретное должно быть превращено в абстрактно-показательное: вместо «устраиваемые в ней ежегодно в день Ильиной пятницы» стоит «одурачивание»;
г) эмоциональность текста должна быть особенно строго управляемой: выражение возмущения свидетелей превращается в выражение возмущения «по заказу».
Естественно, после появления статьи Сталина «Против опошления лозунга самокритики», появившейся в «Правде» 26 июня 1928 года, в которой констатировалось: «…нам нужна не всякая самокритика. Нам нужна такая самокритика, которая подымает культурность рабочего класса» [Сталин 1949: 132], лишь усилилось стремление «редактировать» письма рядового читателя и другие жанры «массового письма». К середине 1930-х годов приведенные в пособиях заметки в стенгазетах уже звучали чисто литературно:
Ряд рабочих механического цеха до сего времени не могут хорошо обращаться со своими станками. Проработают на станке до 4 часов и уходят, не очищая стружки и не обтирая станок.
Здесь потребовалась редактура не на стилистическом, а на идеологическом уровне: в данном случае раздраженное восклицание автора заметки: «Надо судить!» было оценено как «преступление против советской демократии» [В помощь стенгазете 1937: 35].
Но уже в 1920-х годах был заложен основной принцип обращения с читательским текстом: он должен быть подвергнут тщательной стилистической обработке, своеобразному лингвистическому действию, схожему с «работой над собой», которая требовалась от каждого советского человека.
Иными словами, советский общественный язык состоял не только из штампов вроде «звериный оскал» или «отдельные недостатки», вызвавших иронию Оруэлла и эмигрантских писателей. В 1920-е годы, на заре его возникновения, создатели этого языка стремились также к «краткости» и «динамичности», считавшимся характерными для языка западной деловой переписки и журналистики (и действительно котирующимся там, как показывает случай британского «Daily Express»). Практики конструирования советского языка отличались в том смысле, что здесь (как и в «борьбе за новый быт» и распространении новых идей о культурности вообще) были иначе представлены роли участников общественных дискуссий. Преобладало отношение к так называемым «массам» как к объекту миссионерских усилий «сверху»; соответственно, диалог с читателями в советской прессе воспринимался как форма воспитания. Строго ограничивался доступ к таким языковым средствам, как инвективная лексика (которая для Оруэлла была основным маркером языка «диктатур»). Черты диалекта и просторечия практически сводились на нет, зато широко распространилось употребление маркеров псевдонародного стиля – поговорок и пословиц.
Так «письмо читателя» постепенно развивалось в особый жанр, отличавшийся от западного прототипа не только функционально (в 1920-е годы, и тем более в сталинской России, такого рода письма как средства выражения личного мнения и взглядов, которые «могут не совпадать с мнениями редакции», практически не играли роли), но также и стилистически. В своем отредактированном и тщательно переписанном конечном виде «письмо читателя» придавало особый колорит журналистике советской страны и становилось одним из важнейших «творческих пространств» для функционирования политики народности режима[110].
Литература
Александров Г. Ф., Галянов В., Рубинштейн Н. (1948). Политический словарь. Анн-Арбор: J. W. Edwards.
Бабель И. (1924). Мой первый гусь // ЛЕФ. № 3. С. 63–75.
Богданов К. А. (2008). Риторика ритуала. Советский социолект в этнолингвистическом освещении // Антропологический форум. № 8. С. 300–338.
Волков В. (1996). Концепция культурности, 1935–1938: Советская цивилизация и повседневность сталинского времени // Социологический журнал. № 1/2. С. 203–221.
В помощь стенгазете (1937). В помощь стенгазете. Лекции, опубликованные в журнале «Рабоче-крестьянский корреспондент» за 1935–1936. Пятигорск: Северо-кавказский большевик.
Городок в табакерке (2008). Городок в табакерке. Детство в России от Николая II до Бориса Ельцина: Антология текстов. Взрослые о детях и дети о себе. Труды семинара «Культура детства: нормы, ценности, практики». РГГУ. Вып. 2. Ч. 1 / Под ред. В. Безрогова, К. Келли. М.; Тверь: Научная книга.
Гусейнов Г. Ч. (2003а). Материалы к русскому общественно-политическому словарю XX в. М.: Три квадрата.
Гусейнов Г. Ч. (2003b). Советские идеологемы в русском дискурсе 1990-х. М.: Три квадрата.
Деловой язык (1924). [Без автора] Деловой язык // Время. № 4.
Докунин В. (1925). Как работать рабкору. М.: Правда.
Замятин Е. (2011). Запись вторая // Мы. Текст и материалы к творческой истории романа / Под ред. М. Ю. Любимовой, Дж. Кертис. СПб.: Мир.
Как и о чем (1923). Как и о чем писать в газету. Самара: П/отдел печати Агитпропа Губкома.
Как писать (1910). Как писать газетные статьи. М.: Тип. В. П. Быкова.
Калинин И. (2012). Культурная революция 1920-х годов и формирование
