Последний ресурс эксплуатировался при феодализме, конечно же, расточительно. Однако на ранних этапах, когда земля в Европе была ещё не в таком дефиците, как в долине Нила, трудовые ресурсы надо было если не беречь, то хотя бы не истреблять, как в древнем Египте или Ассирии. Поэтому в хозяйственной структуре феодализма и возникли механизмы, несколько смягчающие непроизводительные расходы трудовых ресурсов. Хотя «идеальной» схемой феодального хозяйства можно всё же назвать стремление к максимуму прежде всего отношения продукции к расходам земельных ресурсов и орудий.
Мы не рассматриваем сейчас производство предметов роскоши, где, конечно же, роль невозобновимых ресурсов, т. е. запасов руд драгоценных металлов, всегда была решающей. Изготовление предметов роскоши лежало вне непосредственных потребностей жизнеобеспечения.
Капитализм, где труд был наёмным, опять изменил целевые установки производства. Основной целью стала максимизация отношения произведённой продукции к сумме расходов трудовых ресурсов, орудий, невозобновимых, а также возобновимых ресурсов. Однако это несколько идеализированная схема. На самом деле, классический капитализм в Англии, а затем в США стремился сделать возобновимые и невозобновимые ресурсы как можно более доступными, чтобы их можно было бы расходовать расточительно и в идеале исключить из целевой функции производства.
Для земельных и других возобновимых ресурсов эта цель в XIX веке если не была достигнута, то, во всяком случае, значительно приближена в США и ряде других стран. Вовлечение огромных земельных массивов на вновь освоенных территориях сделали землю на какое-то время очень дешёвой. Ценилась не территория как таковая, а ископаемые или коммуникации на этой территории (городская земля). Последний случай можно схематично рассматривать как некий объем «зарытого в землю оборудования», а не землю как таковую. В это же время в США, Канаде, Австралии неосвоенные территории для сельскохозяйственного производства зачастую предоставлялись переселенцам-фермерам за символическую плату, покрывающую расходы только на канцелярское оформление собственности.
В данном случае можно возразить, что при капитализме предприниматель и оплату труда стремится тоже сделать как можно меньше. Однако это не всегда и не везде так. Вспомним, например, Генри Форда, увеличившего оплату труда в 2,5 раза и разбогатевшего, помимо всего прочего, от реализации отдалённых последствий этой акции. Но дело даже не в этом. Сам факт регулярной оплаты труда не позволяет расходовать его расточительно, «немерено». И если в отношении ресурсов лидеры капиталистического мира в целом упорно «играли на понижение» как минимум в последние 100—150 лет, то в оплате труда такой тенденции не наблюдается. Наоборот, во второй половине XX века она возрастала практически повсеместно в развитых капиталистических странах.
Хотя в последние годы реальная заработная плата в странах Запада, по некоторым данным, вновь начала снижаться, это ещё ни о чём не говорит. Налицо некие значительные колебания зарплаты в странах – мировых лидерах, что контрастирует с упорно реализуемой тенденцией неуклонно снижать стоимость сырья.
Социализм, получивший наиболее яркое воплощение в СССР при Сталине (ниже мы обоснуем этот свой тезис), породил новую целевую функцию производства: максимизацию отношения продукции к расходу (амортизации) орудийного парка. Земля и другие возобновимые ресурсы, ископаемые, а тем более труд расходовались в СССР при Сталине крайне неограниченно, бережное отношение было только к производственным фондам.
Следует подчеркнуть полное отсутствие эмоционального оттенка в наших оценках. Это лишь констатация фактов, не более того. Итак, мы показали существенно разные внутрипроизводственные стратегии в различных социально-экономических условиях. Все они вызваны наличием в каждой ситуации различных лимитирующих факторов. Древним земледельцам не хватало земли, капиталистам – денег на наем персонала и покупку оборудования и сырья (т. е. не хватало желаемого объёма трудовых ресурсов, оборудования и сырья). А хозяйству СССР в 1930-е годы не хватало, прежде всего, оборудования для растущей промышленности, тем более после того, как оно было уничтожено и расхищено в гражданскую войну. При этом в распоряжении государства были огромные массы крестьянства, высвобожденные из деревни в результате коллективизации, и уникальные минерально-сырьевые и природные ресурсы одной шестой части суши земли. Поэтому вышеперечисленные факторы никак не ограничивали производство.
В данном разделе мы не ставили своей задачей наметить некие исторические закономерности развития систем управления производством. Отдельные приведённые примеры должны, на наш взгляд, убедительно подтвердить только один вывод. В зависимости от конкретной хозяйственной и ресурсно-экологической ситуации перед производством, как перед системой жизнеобеспечения и самовоспроизводства, стоят разные цели. Настроенность на выполнение этих целей предполагает создание адекватных управленческих структур, систем оценки результатов и систем стимулирования оптимальных стратегий.
Очевидно, что в организационном смысле эти системы управления при столь различных целях будут совершенно различны. Именно поэтому так непохожи экономические системы рабства, феодализма или капитализма.
5. Политика и производство. Сколько раз на земле был построен социализм?
Говоря пока только о производстве и экономике, мы надеемся, что показали достаточно убедительно различие хозяйственных механизмов в зависимости от целевой функции производства. Но, помимо решения внутрипроизводственных проблем, каждая хозяйственная система требует и внешнего обеспечения.
Зачем оно нужно, спросит иной читатель. Коль скоро автор показал возможность построения производственно-хозяйственных систем (назовём их экономическими системами), адекватных любой возникавшей ситуации, то пусть бы они и менялись себе спокойно с изменением внешних условий. Это, очевидно, не так. Отбросим пока субъективный фактор. Обратимся к объективным закономерностям. В главе «Родимые пятна государственности» мы показали, что мотыжное земледелие потому и было мотыжным, что для прокорма рабочего скота в древнеземледельческих цивилизациях не было достаточного количества пастбищных угодий. И этого скота там просто не было. Допустим, Сахара вдруг снова стала бы цветущей лесостепью. Разве можно было бы ирригационным земледельцам в одночасье снова стать вольными скотоводами при отсутствии достаточного количества скота?
Это простейший пример. Однако вся история хозяйствования говорит о том, что очень трудно при изменении условий изменить хозяйственную структуру, переналадить орудия, переучить персонал, изменить систему коммуникаций и решить массу т. п. задач. Именно поэтому первая реакция человека на изменение условий, влияющих на производство, – это Сохранение (или восстановление) непроизводственными способами старых условий. При этом, зачастую, не важно, в какой степени они были благоприятны.
Вспомним, чтобы выбраться из ресурсно-экологического кризиса, разразившегося в бассейнах и долинах великих тропических рек, человеку нужно было создать такую внеэкономическую структуру, как государство – коллективного людоеда, единственная положительная роль которого состояла в создании механизма концентрации слабо понимающих друг друга и враждебных друг к другу людей для решения неких общих задач. Решение этих задач привело к созданию принципиально новой системы хозяйства. Эта система характеризовалась целевой функцией достижения максимума отношения продукции к используемым земельным ресурсам.
