после бани.
И в самом деле, ему было отчего упариться – на сержантском загривке и груди были навьючены два рюкзака, спереди и сзади. Еще отмахали они по лесу километров пятнадцать, а то и больше.
– Пора сделать ночевку, – сказал Постников. – Темнеет.
– Заберемся на тот лесистый холм – там сухо и мы будем не на виду, – ответил проводник.
Под пригорком шумел и волочил сухие листья и травинки холодный и очень прозрачный ручей. Постников уже не чувствовал ног из-за усталости и в апатии сидел на толстом дубовом корне. Возле воды его охватила истома, невыносимо захотелось скинуть ботинки и лечь в траву, чтобы дать отдых избитым ногам.
– Займитесь костром! Не сидите! – крикнул ему из кустов Лофтус и тут же пропал. Он, похоже, оказался двужильный.
Лыцусь перескочил через ручей и в два счета наломал гору сушняка, Постников сложил шалашик из веток, сунул под него пучок сухого дерна и с первой спички зажег трескучий и живой огонь.
Внезапно в густеющих сумерках не очень далеко по-сорочьи треснула короткая очередь. Постников замер с мешком в руке, Лыцусь вскочил и тревожно вертел головой.
– Шухер! – зашипел он, словно встревоженный гусак. – Ну все – точно кранты!
– Может, медведь или волки? – предположил Постников. – Лисы здесь точно есть.
– Волки!.. – с пламенной обидой воскликнул сержант. – Какие волки! Тикать треба до лису, пока живы!
– Ну, как хотите, – ответил Постников. – А я слишком устал, чтобы скакать по лесу, да еще и впотьмах. Неохота ноги ломать. И потом, если это военные или полиция – то у них биосканеры точно есть, и бежать в кусты нет смысла.
Лыцусь упал на рюкзак и принялся крутить стриженой головой, напряженно вслушиваясь. Треск более не повторялся, и понемногу вернулось мирное шуршание леса, а шум ручья говорил о сне. Прошло с четверть часа, прежде чем из-за кустов сказали:
– Эй, помогите…
В темных зарослях черемухи отыскался не только проводник. Возле него была тушка косули или некрупного оленя. Пятнистый лесной зверь распластался на боку, подогнув тонкие ноги под светлое подбрюшье.
– Из травмата подстрелил, – пояснил Брендан. – Если не ошибаюсь, сержант, вы замечательный мясник? Значит, вам и освежевать и разделать. Сегодня к ужину жаркое.
– Легко! – отрапортовал сержант. Постников вынул из ножен армейский штык и подал ему. Лыцусь покрутил штык и вернул, сказав, что нож туповат. Брендан достал из мешка кривой складной нож и разрешил сержанту пользоваться также и туристическим топориком. Лыцусь подвесил косулю за задние ноги на сук, весьма ловко стянул с нее шкуру и принялся за разделку туши. Лофтус вынул из мешка несколько одеял и спальный мешок, и пока Постников набирал в ручье свежую воду, наломал лапника и устроил лежанки возле костра, еще одно из одеял расстелил вместо скатерти. На этом походном столе появились ложки, кружки, галеты и соль. Расторопный Лыцусь приволок в окрепший свет костра прутья с плотно нанизанными кусками мяса, и началось священнодействие.
Чертовски вкусен бывает хлеб свежий, хрустящий, поедаемый ломтями и запиваемый горячим и сладким чаем походной крепости – да только где взять в лесу свежий хлеб? Но ничто на свете не может быть прекраснее горячего куска мяса, только что запеченного на серовато-багровых углях, тем более если вы с утра отмахали километров двадцать пешком. Из тихо шипящей свежатины капал сок в самый жар и отлетал косвенными струйками дыма, аромат шел неописуемый. Обжарить верхний слой в золотистую, румяную корочку крайне важно – только тогда внутри сохраняется сочная и отдающая дымком мякоть.
Лофтус порылся в своих пожитках и вынул здоровенную бутыль виски Jameson.
– Дети мои! Вода жизни прямо с Боу-стрит – триумфально провозгласил он и помахал бутылью.
– Пить не стану! – хмуро бросил сержант, поворачивая прутья-шампуры над углями.
– Вам жизнь досталась сегодня, сержант. Выиграли в рулетку самый дорогой приз на свете. Глупо теперь не пропустить стаканчик.
– Черт с вами, – безнадежно сказал Лыцусь. – Наливайте!
– Ну, и я грамм сто, – сказал Постников. – За компанию.
– А места-то здесь какие, а? – отхлебнув, радостно заговорил Лофтус. – Вот он – истинный рай без всякой фальши!
Через минуту он уже сидел на толстой ветке дуба и утверждал, что оттуда, примерно с трехметровой высоты, был виден закат.
Хмель тянулся теплой рукой к сердцу и напряжение, прежде крепко утрамбованное в нем этими безумными днями, плавилось и помалу отпускало. Огонь, искры, дым и колючая трава плавали в блаженном мареве. А главное – сытость, блаженная сытость… Великое дело вкусная еда, мясо, что ни говорите.
– Никогда не понимал любителей поддавать втихомолку, – крикнул Лофтус из дубовой кроны. – Песни сегодня петь не время, это верно. Но речь сказать необходимо, так принято в приличном обществе. От сердца, для душевного подъема.
– Я не знаю речей, – отозвался Постников.
Лыцусь добавил, что и он тоже не умеет.
– Не тот достоин, кто много говорит – а тот, кто вовремя говорит. А еще говорят: кто расскажет историю, тот услышит две. Стало быть, мне и начинать.
Молодцевато соскочив с ветки, Лофтус уселся на взбитой перине из лапника и мха, почесал в макушке и не без важности заговорил, живописно освещаемый слабым пламенем:
– Ну конечно же – город Финистер Пойнт. Видывали что-то подобное? Даже не трудитесь отвечать – я говорю вам: не видели и не могли.
Если вы хотите вдохнуть запах настоящего океана и ощутить, как его волны бьют в каменное сердце земли – поезжайте, говорю вам, в город Финистер Пойнт, что на самом краю географии. Но вы ничего не смыслите в жизни, если войдете в город Финистер Пойнт с материковой стороны. Убедительно прошу так ни в коем случае не делать. Ни под каким предлогом не следует ехать туда сушей. Вы помрете со скуки! Бурые холмистые равнины, поросшие вереском, пыреем и подорожником, усыпят кого угодно.
Вместо этого сделайте по-другому. Сядьте на морской паром в приморской деревне немного поодаль. И под крики ревнивых чаек, в запахе морской соли и в качке отправляйтесь от старой, обточенной волнами бетонной пристани. Не пожалейте трех часов вашей жизни, чтобы мимо скалистых берегов, обогнув каменистый мыс Чертова Башка, на закате подойти и впервые в жизни разглядеть прекрасный город со стороны океана. Чтобы из вечернего тумана первым делом проглянула слепящая глаза раскаленным золотом игла шпиля Святой Анны, а потом вы разглядите зеленые городские крыши и верхушки городского сада, мачты рыбацких суденышек и яхт в порту. Пахнет морем и домашним очагом. А дальше по берегу – убегающие к северо-западу те же бурые холмы до горизонта. Ей богу,
