ноги.
— Где тут у нас ключики? — шарит рукой в кармане моей куртки, другой рукой прижав меня в двери.
Будто сквозь толщу воды до меня доносится звук отпираемой двери. Чтобы ее открыть, Вадиму придется подвинуть меня.
Болезненные шлепки ладоней по щекам приводят в чувство.
— Давай, родная, приходи в себя.
Из моей груди вырывается утробный вой, тело пробивает мелкая дрожь.
На этом все. Сейчас он втолкнет меня в квартиру, закроет за нами дверь, и…
29. Машенька
Сознание уплывает, как песок сквозь пальцы, в голове все меньше мыслей, больше вакуума, перед глазами начинает темнеть.
Сейчас Вадим втолкнет меня в квартиру и изнасилует.
Неужели это все так и случится? Грубо, грязно и как мне потом собирать самоуважение по кусочкам. Скулы сводит от напряжения, сил не хватает на то, чтобы бороться с подступающими слезами.
Внезапно моего бывшего мужа отрывает от меня и я, больше не поддерживаемая жадными руками, падаю коленями на бетонный пол лестничной клетки.
Услышав неестественный шорох и глухие удары, с трудом разлепляю глаза и пытаюсь сфокусировать взгляд на двух мужчинах, один из которых колотит другого.
— Мужик, ты чо… — это стонет Вадим, прижатый к побеленной стене подъезда. — Я со своей женой… — ловит мощный удар в живот и замолкает. Из горла его раздается бульканье.
— У вас брачные игры такие с бессознанкой и попыткой изнасилования? — Я узнаю запыхавшийся голос второго мужчины и от удивления вскрикиваю, тут же закрыв ладонью рот.
— Это моя жена… — хрипит, оправдываясь, Вадим.
— Бывшая, — из последних сил кричу.
— Помогите! Пожар! — вторит Вадим, и его жалкий стон эхом отбивается от стен подъезда.
На крик бывшего мужа открывается соседняя дверь, и в проеме показывается голова соседки бабы Клавы.
— Вы что творите! Демоны! — громко причитает она, просовывая кулак сквозь щель двери. — Я сейчас полицию вызову, ирод отстань от него!
Другой мужчина, избивающий моего бывшего мужа, придерживает одной рукой безвольное тело Вадима, другой достает из нагрудного кармана кожаной куртки удостоверение, и, открыв его демонстрирует бабе Клаве.
Та, пискнув, скрывается за дверью и закрывает замок.
— Мужик, ты кто такой? — снова хрипит Вадим, жадно глотая ртом спертый воздух подъезда.
— Майор полиции Михаил Медведев, — представляется папа Лизы, пряча удостоверение обратно в карман куртки, а у меня из груди рвется крик ликования. Он пришел! Мой спаситель. Сомневаюсь, что он знал, что мне нужна помощь, но все-таки помог.
— Я на тебя заяву накатаю, мудак, — тут же охает от удара в солнечное сплетение Вадим.
— Ну это врядли, — с улыбкой протестует Михаил, ставя на ноги, как тряпичную куклу, моего бывшего мужа. — А вот отсидеть за попытку изнасилования… — тут же достает наручники, и я бросаюсь к нему, хватаю за руку и тяну на себя.
Михаил переводит недоумевающий взгляд на меня.
— Не надо, пожалуйста! — ловлю презрительную ухмылку Вадима, которая сменяется гримасой боли.
— Ты уверена? — впивается в меня взглядом майор.
— Да, — шепчу Михаилу, и, отпустив его руку, отхожу в сторону.
— Это твой е**рь? — кивает в сторону майора Вадим, обращаясь ко мне, и тут же ловит очередной удар в живот.
— Что за выражения при даме. Постыдился бы, — продолжает глумиться Михаил.
Ощущение диссонанса распространяется на меня. Мой бывший муж, скорчившийся от боли и Михаил с улыбкой на губах метелящий Вадима.
— Все, хватит! — решаю я. — Вадим, уходи.
— Мы не договорили, — выражает протест бывший муж.
— Договорили, — не соглашаюсь я.
Эта драка встряхнула меня, выгнав отчаяние и обиду на второй план, придавая злости. Мне хочется крушить все вокруг, и направить бы свою злость на бывшего мужа, но ему и так досталось.
Беру Вадима за рукав и подталкиваю к дверям лифта, нажимаю на кнопку. Бывший муж, согнувшись, вытирает другим рукавом кровь с разбитой губы.
Когда за ним захлопываются двери лифта, я с облегчением выдыхаю и поворачиваюсь к майору. На его руках кровь. Костяшки сбиты.
— Идем, — жестом приглашаю Михаила войти, и не глядя на него, захожу в свою квартиру. Решаю больше не церемониться с этим "выканьем". Надоело быть правильной и покладистой.
***
— Не понимаю, почему ты злишься, — говорит Михаил, сидя на синем диване гостинной, и морщась от боли, когда я прикладываю ватный диск, смоченный спиртом к ранам на руках. Движения выходят резкими, рваными.
— Сама не знаю, — тихонько ворчу под нос. — Свалился ты на мою голову, товарищ майор.
— О! Мы теперь на “ты”, - веселится Михаил, а я резче провожу ватным диском по костяшкам пальцев, отчего он охает и шипит. Тут же веселым шепотом добавляет: — Зараза.
Ловлю восхищенный взгляд и, опустив голову и вжав ее в плечи, продолжаю “лечить” майора, не поднимая взгляда.
Голова все еще немного кружится от пережитых эмоций, руки подрагивают.
— Машуль, нам нужно вернуться в отделение, — вкрадчивым спокойным тоном нарушает повисшую тишину Михаил.
— За что? — вскидываю голову я.
— Не за что, а зачем, — поправляет меня Михаил. — Заявление написать.
— Не буду, — твердым жестом бросаю окровавленный ватный диск на журнальный столик, и встаю с дивана, на котором сидела вплотную с Михаилом.
— Почему? — в голосе майора сквозит искреннее удивление. Будто я призналась в том, что видела зеленых человечков.
— У него ребенок скоро родится. Его девушке нельзя волноваться, — склоняюсь над столом, собирая ватные диски и маленькую бутылочку со спиртом. Выпрямляю спину и направляюсь в кухню.
— Ну и дура, — летит мне тихое вслед.
Согласна. Но никогда в этом не признаюсь.
Вернувшись в гостиную через минуту застаю Михаила в той же небрежной позе на диване. Прислонившись спиной к спинке дивана и широко расставив колени, одной рукой чешет животик развалившегося рядом котенка.
— Это он? Жертва мальчишек? — Михаил нежно так чешет кота, а я залипаю.
Образ брутального бородатого майора полиции, который двадцать минут назад превратил лицо моего бывшего в фарш, никак не вяжется с мужчиной, ласково играющим с маленьким котенком. Этот диссонанс вызывает тянущее ощущение внизу живота. Встряхиваю головой, чтоб убрать ненужные мысли.
— Да, мне его покормить нужно.
— Кормить Пельменя пельменями. Ты из приличного кота делаешь каннибалиста.
— Никого я из него не делаю. Он животное, представитель рода кошачьих. Я кормлю его едой. — Поражаюсь строгости своего голоса. Во мне не во время просыпается учитель. "Женщиной нужно быть в первую очередь, — звенят в голове слова подруги. — Нежной и ласковой. А ты всех поучаешь. Мужчины этого не любят."
Пельмеш радостно подставляет майору то другой бочок, то пузико. Эта картина настолько умилительна, что я не сразу понимаю смысл сказанных Михаилом слов:
— Ты его еще любишь?
— Кого? — холодок бежит
