по голове и позволила ему лизнуть ее лицо, прежде чем открыть дверь и выйти.
- Уолли. Уолли Окс. Ты Арьяна?
- Аррианна.
- Разве я не так сказал? Арьяна?
- Пусть будет, Арьяна. Достаточно близко. Слушай, не сочти за грубость, но я немного тороплюсь. Можно мне дневник, пожалуйста?
Уолли сплюнул струйку коричневого табака и слюны на старый испачканный мочой диван и протянул руку. Аррианна улыбнулась и отвернулась, словно ища что-то позади себя, пытаясь вежливо проигнорировать его протянутую руку, боясь подцепить на нее что-то, что не смогли бы удалить мыло и вода.
- Если хочешь быть грубой, тогда ладно. Куда ты спешишь? Не терпится вернуться домой и помериться силами с мужем?
Аррианна не знала, что значит "помериться силой", да и не нужно было. Уолли подкрепил это утверждение несколькими толчками таза, чтобы проиллюстрировать красочный разговорный оборот. Он открыто смотрел на нее, уставившись на ее груди, словно ожидая, что она выхватит одну из них и предложит ему. В последнее время ей казалось, что все, кого она встречала, хотели либо трахнуть ее, либо причинить ей боль, либо и то, и другое. Она и раньше слышала, как женщины говорят об этом, но никогда не чувствовала этого до недавнего времени. Теперь это пробудило весь ее феминистский гнев, и ей стоило большого труда сдерживать его. Ей приходилось напоминать себе, что она находится в глуши с незнакомым мужчиной, и что Чак или кто-либо другой не имеет ни малейшего представления о том, где она находится. Если что-то пойдет не так, она останется одна и надолго.
- Дневник у тебя?
- Он у меня, но ты мне еще не заплатила. Я принимаю только наличные... если только у тебя нет ничего, что ты хочешь предложить на обмен? - его взгляд ползал по каждому сантиметру ее кожи, как ванна, полная пиявок.
Аррианна быстро полезла в сумочку и достала кошелек. Она сняла ровно $300 в банкомате перед отъездом из города.
- Я принесла наличку.
Он потянулся за деньгами, но она засунула их обратно в сумочку.
- Дневник, если ты не возражаешь.
Уолли улыбнулся, его зубы выглядели так, будто он последние десять лет питался одними конфетами и метамфетамином, что, вероятно, было недалеко от истины. Его зубы были вырваны. Те несколько зубов, которые остались, упрямо цепляясь за кровоточащие десны, имели чернеющие дыры, размером с пулевые раны.
Аррианна задалась вопросом, был ли это тот тип мужчины, ради которого Люси раздвинула бы ноги. От этой мысли ее желудок угрожающе взбунтовался.
Уолли снова сжал губы, к счастью, скрывая ортодонтический некрополь, который он называл ртом.
- Я принесу твой дневник. Oставайся здесь, хорошо?
- Я проделала весь этот путь не для того, чтоб уйти.
Слова прозвучали резче, чем она намеревалась. Уолли уставился на нее, сузив глаза, явно не привыкший к тому, что женщины ему хамили. Он выглядел так, словно хотел ударить ее, что, скорее всего, привело бы к гораздо худшему. Иногда привлекательность для женщины была серьезным недостатком. Аррианна попыталась незаметно найти в сумочке перцовый баллончик. В бардачке лежал пистолет, но он был на расстоянии мили, а Дикки, каким бы храбрым он ни был, старый пес поможет ей, если Уолли начнет резвиться.
Уолли посмотрел мимо нее в машину, видимо, чтобы оценить степень угрозы. Он усмехнулся, увидев старую собаку с поврежденной конечностью и маленького щенка, который вилял хвостом и возбужденно тявкал. Затем Уолли посмотрел на деньги, зажатые в руке Аррианны, и это, казалось, убедило его оставить комментарий без внимания.
- Сейчас вернусь. Слышишь?
- Слышу.
Он прошел обратно через лабиринт хлама и вошел в свой трейлер, оставив Аррианну одну на достаточно долгое время, чтобы взять пистолет из бардачка, убедиться, что он заряжен, и переложить его в сумочку. Выпуклость была заметна, но ей было все равно. Может быть, очертания "Ремингтона" калибра 5.56 мм будут достаточным сдерживающим фактором.
Дикки и Люси начали лаять и рычать, когда Уолли вернулся, неся в руках старую книгу в кожаном переплете, заключенную в прозрачный пластиковый футляр. Очевидно, он заботился о вещах, которые, по его мнению, могли принести ему прибыль, гораздо лучше, чем о собственном жилище.
- Вот, пожалуйста, мемуары этой сумасшедшей сучки. Наслаждайся.
Она повертела книгу в руках и посмотрела на имя, выбитое на коже.
Люси.
- Не возражаешь, если я спрошу, где ты нашел этот дневник?
- Семья Пирсонов все еще жила здесь, примерно четыре или пять лет назад. Но они не жили в этом доме. Никто из Пирсонов не жил там с семидесятых годов. С тех пор, как произошло последнее убийство Пирсона. Давным-давно его сумасшедшая племянница, Маргарет Пирсон, убила старика Пирсона ядовитыми грибами, как Люси в этом дневнике. Я слышал, она, как и Люси, распутничала с ниггерами и жидами. Нет, они построили себе еще один большой особняк на другом конце города и сдавали старый дом Пирсона в аренду тем, кто был достаточно глуп, чтобы платить за проживание. Потом наступила депрессия, и эти богатые засранцы потеряли все, пришлось все продать и переехать. Они устроили большую распродажу имущества. Я пошел туда из любопытства, но у них были такие высокие цены, как будто это был какой-то модный мебельный бутик, а не чертова гаражная распродажа. Я не мог позволить себе ничего из их шикарной мебели. Но я увидел этот дневник и... купил его.
Он снова ухмыльнулся, и на этот раз Аррианна почувствовала запах гнили, исходящий из открытой дырки Уолли. От этого запаха у нее заслезились глаза. Она почему-то сомневалась, что этот человек купил дневник. Пирсоны были достаточно умны, чтобы понять, сколько стоит нечто подобное, и если бы у них все остальное стоило дорого и они отчаянно нуждались в деньгах, то продали бы его на аукционе коллекционерам. Уолли, вероятно, отправился на распродажу имущества и схватил единственную вещь, достаточно маленькую, чтобы поместиться под рубашкой.
- Ты не против, если я открою его?
- Конечно. Валяй. Я не лгун. Это ее дневник, все в порядке.
- Я в этом уверена. Я просто хочу проверить его состояние, - солгала Аррианна.
Она не доверяла Уолли настолько, насколько чувствовала запах этого человека.
Аррианна сняла пластиковую обложку и открыла дневник на первой странице. Почерк внутри был настолько аккуратным, что почти напоминал каллиграфию. Запись начиналась с 1935 года.
Дорогой дневник,
В какую тягомотину превратилась моя жизнь! Зачем я вообще вышла замуж за этого
