наших краях довольно суровые…
— Куда-то собираешься? — позади слышится голос Нины.
Вздрогнув, оглядываюсь. Она стоит в дверях и внимательно на меня смотрит.
— Да так… — суетливо заправляю волосы за ухо. — Решила прибраться…
— Ну-ну, — на ее лицо отображается скепсис. — А я совсем другую версию слышала.
— Ты о чем?
— Ходит слух, что тебя хотят удочерить, — огорошивает она. — Что приемные родители уже приезжали с тобой знакомиться. И что совсем скоро ты отправишься в Москву.
Нина подходит ближе, и в ее взгляде отчетливо читается укор, перемешанный с разочарованием. Ей обидно, что я ни о чем ей не рассказала. Ведь мы как-никак подруги…
— Да, приемные родители и впрямь приезжали, — вздыхаю, сконфуженно потирая пальцами лоб.
— Почему же ты молчала об этом? — Нина кажется очень грустной. — Не доверяешь, да?
— Нет, не в этом дело, — спешу возразить я, сгорая от чувства вины. — Просто…
— Просто что, Ань?! — с вызовом. — Так и скажи, что я теперь тебе не нужна! Ты ведь без пяти минут москвичка! У тебя там новые друзья появятся, а значит, старых можно в утиль!
— Не говори так, Нин! Это неправда!
— А что правда тогда?! — взвизгивает она. — Ты вон, уже вещи вовсю собираешь! А мне ни полслова не сказала!
— Да не еду я ни в какую Москву! — восклицаю в сердцах. — Не еду!
Повисает паузу. Нина изумленно хлопает ресницами, а затем еле слышно вопрошает:
— Как это?..
— А вот так это, — устало оседаю на пол. — Мы с Мотом сбежать решили, ясно? Потому что я без него не могу. И он без меня тоже. В общем, через несколько дней нас здесь не будет. Так что никакой Москвы, Нин.
— Вот это да… — она так поражена услышанным, что, кажется, даже забыла про обиду. — Выходит, вы уже все решили, да?
— Да, — подтверждаю. — Я говорила Нонне Игоревне, что не хочу уезжать, но ей нет дела до моих желаний. Поэтому у нас с Матвеем, по сути, нет выбора.
— Но где же вы будете жить? — с любопытством шепчет Ниночка.
— Мот сказал, что устроится на работу и мы будем снимать квартиру.
— Ого…
— Только ты никому не говори, ладно? — предупреждаю я. — Это большая тайна. И от нее зависит наше с Матвеем будущее.
— Конечно-конечно, — подруга часто кивает. — Можешь не переживать. Я могила.
— Спасибо, — облегченно улыбаюсь. — Поможешь собрать мне вещи? А то я понятия не имею, что с собой взять.
— Ну еще бы! — она воодушевленно подсаживается поближе. — Сейчас мы с тобой в четыре руки лихо все сделаем!
— Спасибо, Нин.
— Да не за что, Ань, — вздергивает уголки губ и шутливо толкает меня в бок. — Мы же подруги.
Глава 26. Матвей
— Ты моя любовь, Анька. Я тебя с первого взгляда и до последнего вздоха, слышишь? — полушепотом выдыхаю Ане в лицо.
— А ты моя, — она смотрит на меня снизу вверх и дрожит.
Такая маленькая. Такая нежная. Родная, единственная, до бесконечности любимая. Девочка-ангел. Девочка-мечта.
И когда я успел так намертво в нее втрескаться? С тех пор, как Аня пришла в наш детдом, минуло всего лишь три месяца. Казалось бы, ничтожный срок, не так ли? Но я теперь совершенно другой. Изменился до неузнаваемости. Точнее, это Аня меня изменила.
Я отрекся от всего, что было важно прежде, и выстроил стену новых приоритетов. Отныне на первом месте наши отношения, потому что Анька — на сто процентов мой человек. Мне с ней хорошо, понимаете? Не только веселиться, разговаривать, целоваться… Но и просто молчать.
Просто слушать ее дыхание и наблюдать за тем, как мерно вздымается ее грудная клетка. Ловить солнечные блики на кончиках длинных ресниц. Водить пальцами по румяной бархатной коже и погибать от острейшего тактильного удовольствия.
Аня необыкновенная. Честное слово, когда я смотрю в ее огромные серые глаза с влажным мерцающим блеском, мне порой кажется, что она не из этого мира, не с этой планеты…
Разве может взгляд обычного человека так будоражить? Выворачивать душу наизнанку? Скручивать внутренности морским узлом?
Не думаю.
Это настоящая магия. Какое-то необъяснимое потустороннее волшебство, но при этом оно абсолютно реально. И я уверен, что смогу пронести это особенное чувство через всю свою жизнь. Я буду любить Аню, когда мне будет тридцать лет. Пятьдесят, семьдесят, неважно…
Я буду любить ее всегда.
И всегда буду за нее бороться.
Собственно, именно поэтому мы и замыслили побег. Оставаться в детдоме больше нельзя, а значит, пора делать ноги.
Последние две недели я разгружал товарняки практически каждую ночь, и мне удалось скопить немного денег. На перовое время должно хватить, а дальше — будем ориентироваться по ситуации. Сейчас главное — затеряться, замести следы. Ну а после того, как пыль уляжется, можно уже потихоньку выстраивать новую жизнь.
— Когда побежим, не оглядывайся назад, — говорю я, глядя в окно. — Они нас не разлучат. Они нас не поймают.
— А если поймают? — лепечет Аня
— Тогда будем драться, — решительно отвечаю я. — До последнего. До крови. Поняла?
Малышка судорожно кивает. Я знаю, что ей до чертиков страшно, но, несмотря на это, она держится молодцом. Не паникует, не суетится, не дает заднюю. Преданно смотрит мне в глаза и ждет дальнейших указаний.
Анька супер. С ней даже в разведку можно. Не предаст и не спасует. С виду вроде вся такая робкая, ранимая, но внутри стальной стержень вшит. Если бы не он, она бы не справилась. Ни со смертью родителей, ни с невзгодами детдомовской жизни, ни с прессингом директрисы по поводу удочерения. Переломилась бы пополам, как тростинка, и понеслась бы по суровому течению жизни, не сопротивляясь и не рыпаясь.
А вот благодаря этому самому стержню Аня такая, какая есть. Самодостаточная, смелая, не прогибающаяся под обстоятельства. Она настоящий боец, просто пока сама об этом не знает. И моя задача — ее поддержать. Настроить на нужный лад и дать уверенность в том, что у нас все непременно получится.
— Мы подготовились. Мы все продумали. Осечки исключены, — пристально смотрю ей в глаза.
— Да, — негромко всхлипывает. — Все будет хорошо.
Затем обвивает руками мой торс и жмется к груди, будто котенок. Ласково так, трепетно… А я обнимаю ее в ответ, и у самого за ребрами сироп растекается.
Так бы и сжал ее до хруста в косточках! Так бы и съел!
— Поцелуй меня, — шепчет Аня, привстав на носочки. — Поцелуй меня, Мот. Пожалуйста.
Наклоняюсь и приникаю губами к ее мягкому сахарному рту. Целую дерзко, напористо, упоенно, вкладывая в движения языка все свои эмоции: страх, боль, безудержное
