— Обхвати меня руками, — посоветовала та. — А то слетишь с непривычки.
Йошка обнял Катаринку и прижался к ней.
— Взлетаем! — веселым тоном объявила девушка, щелкнула пальцами, и метла покорно взмыла в воздух.
На мгновение у юноши закружилась голова, а в животе предательски сжалось, но он быстро поборол в себе эту слабость и, памятуя о словах учителя, что «настоящий ученый из-за любознательности забывает об опасности и трусости», смело взглянул вниз. Да и как бы он смотрелся в глазах девушки, если бы сейчас запищал и позволил страху овладеть собой. Тьфу, даже думать об этом было противно.
Метла набрала уже порядочную высоту. Йошка и Катаринка поднялись выше деревьев, и метла свернула в сторону центра Городка, туда, где на площади красовался фонтан, по бокам которого в темном небе отчетливо проступали шпиль здания ратуши и крест костела. Юноша поплотнее прижался к спине девушки, ощущая теплоту, исходившую от ее тела, и прошептал на ухо:
— А вдруг мы пробьем головами небесную твердь и окажемся перед лицом Божьим?
От такого явно ненаучного предположения Катаринка звонко засмеялась.
— Сколько раз летала, но никогда еще не пробивала небесную твердь! — воскликнула она. — Может, это где-нибудь намного выше, потому что обычно я летаю не так низко. Это сейчас я чуть не задеваю деревья, потому что не хочу тебя напугать.
От такого предположения Йошка не нашелся что сказать. Он лишь промычал нечто вроде «пусть девчонки трусят», а более ничего. Зато ученик пана Платона вновь обрел дар членораздельной речи, когда метла поравнялась с площадью. Удивительное дело, но в костеле снова светил свет и даже слышались музыка и песнопение. В тишине ночи голоса слышались отчетливо, как, впрочем, и музыка, исходившая из органа. И тут Йошке впервые пришло в голову, что он еще ни разу за все пребывание в Городке не видел приходского священника, который непременно должен быть. А кто иначе будет вести ежедневную службу, руководить хором, играть на органе, да и вообще просто открывать костел и зажигать в нем свечи.
— Катаринка, а ты когда-нибудь была в костеле? — спросил он у травницы.
Та отрицательно покачала головой:
— Я — язычница. Меня туда не пускают.
— А священника ты хоть раз видела?
И вновь девушка отрицательно покачала головой. Затем, немного помедлив, сказала:
— Вообще-то видела пару раз. Но только сверху, когда он вечером выходил после службы из костела, чтобы подмести ступеньки. Но это было в темноте, да и я не особо им интересовалась. Гораздо интереснее было наблюдать, как мельник Франтишек каждый вечер ходил к запруде с цветами.
Молодые люди как раз в этот самый момент подлетали к той самой запруде, сооруженной перед мельницей. Но на сей раз к ней подходил не влюбленный мельник, а пан Платон. В руке он нес небольшую краюху хлеба, густо посыпанную солью. Сказания утверждают, что водяные очень любят подобное угощение. И точно, едва мастер опустил краюху в воду, как она тотчас исчезла, лишь мелкие пузыри да водные разводы разбежались по поверхности, освещенной половиной растущей луны. Водная гладь была настолько чиста и спокойна, что на ней отразились пролетавшие наверху Йошка и Катаринка. Пан Платон увидел их отражение, задрал голову и весело помахал им рукою. Вслед за этим из воды высунулась голова с огромными выпученными глазами и большим ртом словно бы у лягушки. Голова сия принадлежала водяному, который также проводил пролетавшую ведьмочку-травницу и помощника королевского следователя удивленным взором и обратился к стоявшему на берегу пану Платону:
— Вижу, вы человек ученый.
— Точно так, пан водяной, — учтиво сказал мастер и даже чуть склонил голову в знак почтения, потому что водяной, как известно, живет без малого двести двадцать два года, а потому может быть гораздо старше королевского библиотекаря.
— Тогда отгадайте загадку. Ежели отгадаете, исполню ваше желание. Если нет, то заберу вас к себе на дно.
Водяной, как известно, только пугал. На самом деле он еще никого насильно не утаскивал под воду, во всяком случае науке такие факты неизвестны, а посему Платон смело согласился отгадывать загадку.
Метла с молодыми влюбленными спланировала над водной гладью и мягко опустилась на землю. Йошка первым соскочил с нее, так как полет сей дался ему тяжко не только с моральной, но и с физической стороны. Ведь ручка метлы была слишком маленькая и скользкая, так что юноша все время рисковал слететь с нее. Йошка подошел к пану Платону, спокойно ожидавшему, пока водяной загадает ему загадку.
Водяной напыжился, надулся и, вертя в разные стороны своими огромными выпученными глазами, сказал:
— Большая, зеленая, по небу летает, всех в округе пугает, огонь изрыгает. А плавать умеет, — радостно добавил он. — Что это такое?
Мастер похмыкал и, пряча улыбку в кулак, ответил:
— Это раздувшаяся от важности лягушка.
Водяной аж подпрыгнул чуть не до самого неба от обиды.
— Ты знал! — воскликнул он.
Йошка с Катаринкой, стоявшей поодаль с метлою в руке, тоже недоумевали:
— Как вам это удалось?
— Все очень просто, дети мои, — сказал с улыбкой, поворачиваясь к ним, Платон. — Дело в том, что я лишь представил себя на месте водяного. Он обязательно загадал бы загадку про того, кто живет с ним в запруде. Кроме того, пан водяной только что был свидетелем удивительнейшего действа, кое вы, дети мои, совершили, а именно полета по небу. Так почему бы, подумалось мне, ему не загадать загадку про толстую, раздувшуюся лягушку, которая взяла да и полетела на небо, путая всех в округе.
— Эй, вы, на берегу, просите, чего хотели, — нетерпеливо потребовал водяной.
Пан Платон Пражский обернулся к воде и сказал, обращаясь к водяному:
— Моя просьба самая что ни на есть безобидная, пан водяной. Позвольте моему товарищу, пану Франте, посвататься к вашей дочери-русалке.
Водяной забулькал огромным ртом и задумался. Наконец, он согласно кивнул головой:
— Хорошо. Пускай ваш товарищ приходит нынче же сюда. Моя дочь будет его здесь ждать.
Сказав это, водяной исчез в воде.
Платон, Йошка и Катаринка направились к пекарне, где их в нетерпении ожидал мельник.
— Ну, — взволнованным тоном спросил он, едва королевские следователи и травница приблизились к нему, — что сказал водяной?
— Пан Франта, — торжественно сказал мастер. — Идите сей же час свататься.
Мельник бросился обнимать Платона.
— Прекрасно! Прекрасно! — восклицал он.
Франтишек бросился в дом, и не прошло и минуты, как он выскочил оттуда, одетый в свое самое нарядное платье.
— Все, я побежал, — крикнул он, запыхавшись. — Вы уж дальше без меня. Посудину только вынуть осталось.
