принцессы, дабы помочь ей спокойно уснуть, вновь давая пустое обещание о том, что сэр Габриэль скоро вернется.
Когда король наконец остался наедине с самим собой, Габриэль бесстрастно направился прямиком к высокой бордовой двери с позолоченными узорами, словно не он был тем, кого все рыцари и священнослужители с судорожным вдохом ожидали у главных ворот королевского дворца.
Громко постучавшись, без лишних переживаний, как в его последний визит, Габриэль услышал уставшее «Входите», и легким движением руки открыл тяжелую крепкую дверь.
Стоило Генриху поднять измученный взгляд, как он неверующе вытаращился на Габриэля, размышляя, не очередная дурная галлюцинация ли перед ним сейчас находится.
— Приветствую вас, Ваше Величество! — с легким поклоном поприветствовал мужчина, далее подходя к королю ближе и ставя перед ним, на шахматную доску, флакон с вязкой лекарственной жидкостью, — я нашел лекарство от недуга принцессы.
— Что?.. Лекарство? — все еще пребывая в апатичном шоке, Генрих краем глаза взглянул на небольшую изысканную склянку с фиолетовым неизвестным содержимым и вмиг, придя в себя, гневно спросил: — это «лекарство» тебе дала та ведьма?
Король так сильно рассердился, что невооруженным глазом можно было заметить сильно вздувшиеся от гнева вены. Он силой перевернул небольшой столик, однако стеклянная бутылочка не разбилась от столь резкого удара, лишь откатилась в угол комнаты, отсвечивая приятным голубовато-сиреневым оттенком.
— Да, — невзирая на явное бешенство короля, он спокойно ответил на заданный им же вопрос, словно Габриэля его гнев никоем образом не касался.
— Тебя не встретили у ворот? — наконец успокоившись, заметил немаловажную деталь Генрих, властно смотря на разочаровавшего его подчиненного.
— Я пробрался сюда не через ворота. Мне не хотелось, чтобы меня окружили и заставили согласится на очищение, в ином случае уничтожили бы.
Лицо короля мгновенно побледнело, осознав, что имеет ввиду Габриэль. Затем он сел за свое место за изысканно сделанным блестящим рабочим столом и молча уставился на стоящего перед ним паладина, в глазах которого не видел былого уважения, вечной преданности и юношеской наивности, лишь непоколебимое хладнокровие и крайнюю недоверчивость к нему и его словам.
— Послушай, я не знаю, что наплела тебе эта сумасшедшая, однако все не так, как ты думаешь.
— Она рассказала мне правду о темной и светлой материи, записи экспериментов которой я так же нашел в архивах церкви Корлес. Также поведала истину так называемого очищения, показала настоящее положение дел во дворце и прошептала ваш главный страшный секрет, связанный с семьей Фритч. Теперь может вы мне расскажите, в каком из пунктов она мне соврала? — Габриэль неспешно подошел к бархатному бордовому креслу и присел в него, наблюдая как Генрих всеми силами безуспешно старается скрыть свою панику, прячущуюся за вечно равнодушным выражением лица.
— Габриэль, я понимаю, как это все выглядит, однако и ты послушай меня. Все мои старания и усилия направлены лишь на счастливое будущее Розалины, твоей невесты, между прочем! Я хочу, чтобы вы оба жили в спокойствии как можно дальше от дворца, поэтому умалчивал о некоторых секретах, переживая, что в будущем на мою дочь могут напасть. Признаю, последствия очищения ужасны, однако я ничего не могу с этим сделать, только церковь имеет право на подобные решения. И насчет твоего уничтожения… ты не видел того, чего видел я и не понимаешь последствия экспериментов барона Айрона, ты — его идеальный продукт, и если ты станешь «завершенным» экспериментом, как он с самого начала и планировал, то просто сметешь тысячи невинных жизней с лица нашего северного континента Глоаб, оставаясь внешне человеком, но внутри став монстром.
— А насчет рода Фритч? — в этом вопросе Габриэль больше всего был заинтересован, так как будоражащее его существо любопытство о начале вражды между Лилит и Генрихом ужасно изнывало, прося узнать, что произошло на самом деле, мужчина не мог ничего с этим поделать, удовлетворяя внезапный инстинктивный порыв.
— … — лицо короля вмиг потемнело от гнева, однако, до скрежета сжав зубы, продолжил сдавленным разъяренным тоном: — Я влюбился в одну из дочерей графа, когда мне было только двадцать три года, а ей восемнадцать лет. Будучи вечно спокойной, смотря при этом на жизнь с позитивом, Клаудия хотела всеми силами стать свободной от своей семьи и однажды, ей это удалось, — Генрих взглянул на роскошный портрет, индивидуально висящий прямо возле его стола и, успокоившись, продолжил: — Она поменялась местами со своей изгнанной сестрой-близнецом и начала свою жизнь в качестве низшей священницы в церкви Корлес. Я, даже не подозревая этого, женился не на своей возлюбленной, а на ее хитрой сестрице, нагло ворующий ангельский образ Клаудии. Кристина с самого рождения была довольна изобретательна в интригах, кроме того случая, по которому ее изгнали из рода Фритч. Спустя пять лет, я случайно увидел ее записи, полностью не соответствовавшие характеру Клаудии и понял, что они меня обманули. Я тайно встретился с Клаудией, и она мне все рассказала. Я ее очень сильно любил, мне она казалась родственной душой, понимающей все тягости моей жизни без лишних слов, из-за чего я просто не мог не простить ее. Мы начали тайно встречаться и у нее от меня родился сын, имя которому дали Людвиг, — припоминая те редкие теплые деньки, когда он, она и их месячный сын сидели в маленькой бедной церковной комнате, весело смеялись и игрались друг с другом, Генрих на секунду утратил над собой контроль, предаваясь счастливым воспоминаниям и неосознанно выболтав лишние детали.
— Людвиг?.. — Габриэль с низкой интонацией повторил услышанное имя, припоминая священника церкви Кориандра, что дал ему злополучный амулет, чуть не лишивший его жизни. Слишком большое совпадение, чтобы быть обманом.
— Я жил счастливо, даже если мне приходилось постоянно скрываться от глаз Кристины, когда я ходил к Клаудии, или беспрерывно следить за ней, чтобы не умереть от наличия яда в еде. В такие моменты я не жаловался. Молился, лишь бы Клаудия была рядом со мной.
— Но в итоге вы уничтожили всю ее родную семью, — саркастично уточнил Габриэль, прерывая приятную фантазию короля.
— Потому что спустя три года эта «любящая» семья убила Клаудию в ее собственной маленькой комнатке, используя моих рыцарей и наняв актера, что притворился бы мной. Моим слугам пришлось в срочном порядке подавлять начинающееся слухи, в то время как я потерял какою-либо волю к жизни и не хотел больше соприкасаться с внешним миром. В следующие пять лет моя ненависть к Кристине, после смерти Клаудии, достигла своего пика, и я не мог сдержать ее внутри. Эта сука заняла чужое место и захотела королевской власти, я был ужасно взбешен. Однако
