На Кати было коротенькое белое теннисное платьице, из-под которого едва виднелись такие же коротенькие белые шортики. В руках ракетка. Тонкая талия, сильные ноги, загорелые плечи, и ни следа на теле от активного чадорождения. Гладкие волосы стянуты в хвостик на затылке, случайные прядки прихвачены золотистыми заколками-невидимками.
Переодевшись в купальник, Стефани встретилась с Бенни и Крисом возле буфета. Пока они неуверенно топтались на месте — три пестрых полотенца через плечо, — до слуха Стефани откуда-то долетело знакомое тук, тук, тук: ностальгические звуки теннисного корта. И Стефани, и Бенни были никто из ниоткуда, оба выросли в захолустье, только захолустья разные. Бенни в детстве жил в Дейли-Сити — это Калифорния, южнее Сан-Франциско; его отец с матерью вкалывали как проклятые, дети вообще их почти не видели, Бенни и четырех его сестренок вырастила бабушка. А Стефани приехала из ниоткуда на Среднем Западе, и там, на окраине, тоже был свой клуб, правда, в клубном буфете водились одни жирные гамбургеры, а не салат «Нисуаз» со слегка обжаренным тунцом, как тут, но на растрескавшихся от солнца кортах тоже играли в теннис, и Стефани даже достигла кое-каких успехов — ей тогда было тринадцать лет. С тех пор она на корт не выходила.
К концу этого первого дня, одурев от солнца, приняв душ и переодевшись, они сидели за столиком на каменной террасе. Пианист рядом наигрывал что-то безмятежно-легкое, закатные блики вспыхивали на клавишах. В траве неподалеку кувыркались дети — Крис и две девочки из его класса. Бенни и Стефани потягивали джин-тоник, искали глазами светляков.
— Вот, значит, как оно, — сказал Бенни.
В голове у Стефани промелькнула парочка возможных ответов: да, только они пока ни с кем не знакомы; и вообще не факт, что им тут будет с кем знакомиться. Но вслух она ничего не сказала. Бенни сам выбрал Крандейл, и Стефани понимала почему: бывало, что их с Бенни заносило далеко, несколько раз они даже летали на частных самолетах на частные острова (собственность рок-звезд), но для Бенни этот загородный клуб — много дальше тех островов: дальше от Дейли-Сити, от старенькой бабушки с черными глазами. В прошлом году он удачно продал свой лейбл, и это ли не лучший способ отметить успех — попасть туда, куда раньше путь тебе был заказан?
Стефани поднесла к губам руку Бенни, поцеловала в костяшку мизинца.
— Пожалуй, куплю себе теннисную ракетку, — сказала она.
А спустя три недели их впервые пригласили на коктейль — пригласил организатор и спонсор мероприятия, некто Дак, управляющий частным инвестиционным фондом. Дак случайно узнал, что Бенни, оказывается, открыл его любимую рок-группу — «Кондуиты» — и записал все их альбомы. Когда после первого занятия Стефани вернулась с теннисного корта, Бенни с Даком сидели у бассейна в шезлонгах и увлеченно беседовали.
— Вот бы они опять собрались вместе, — мечтательно говорил Дак. — Интересно, а что с их припадочным гитаристом, куда он пропал?
— Боско? Он продолжает записываться, — тактично отвечал Бенни. — Через пару месяцев выйдет его новый альбом, «От А до Б». У него теперь более сдержанная манера игры. — Про то, что Боско теперь алкоголик, снедаемый раком и ожирением, Бенни умолчал. И про то, что он их самый старый друг, тоже.
Стефани подошла к Бенни и присела на подлокотник его шезлонга. Она сияла: занятие прошло превосходно, выяснилось, что все ее удары на месте, никуда не делись, — крученый, резаный, подача. Краем глаза она видела, как проходившие мимо корта блондинки останавливались посмотреть, и была довольна, что она не похожа на них, что у нее темные короткие волосы, татуировка на одной ноге — минойский осьминог обвивается вокруг икры — и кольца на всех пальцах. Пришлось, правда, купить маленькое белое платье для тенниса и белые шортики — раньше в гардеробе у Стефани ничего белого не водилось, разве что в глубоком детстве.
На коктейле, естественно, была и Кати — Стефани заметила ее в дальнем конце террасы. Пока Стефани гадала, что на этот раз, «привет» или опять недоулыбочка типа «это еще кто?», Кати, поймав ее взгляд, сама направилась к ней. Последовало перекрестное знакомство. Муж Кати, Клей, был в легких полосатых шортах и розовой оксфордской рубашке (на ком-то другом столь неожиданный ансамбль вызвал бы улыбку), Кати в темно-синем платье, оттеняющем голубые глаза. Заметив, как взгляд Бенни задержался на Кати, Стефани на миг напряглась — но это было рефлекторное, остаточное напряжение, оно тут же прошло, да и Бенни уже отвернулся и говорил с Клеем. Сегодня волосы у Кати были распущены, только по бокам светлые пряди заколоты невидимками, чтобы не лезли в глаза. Интересно, подумала Стефани, сколько невидимок у нее уходит в неделю?
— Видела вас на корте, — сказала ей Кати.
— Я пока еще примериваюсь, — ответила Стефани. — Давно не играла.
— Постучим как-нибудь вместе?
— Конечно, — бросила она небрежно, но в ушах зашумело, а когда Кати с Клеем двинулись дальше, голова так закружилась, что Стефани стало стыдно. Это была глупейшая победа в ее жизни.
II
Спустя несколько месяцев всякий, глядя на Кати и Стефани, сказал бы, что они лучшие подруги. Дважды в неделю по утрам они встречались на корте и вскоре добились неплохих результатов в парной игре, потеснив других теннисисток в маленьких белых платьицах в лиге местных загородных клубов. Все у них складывалось соразмерно и гармонично, вплоть до имен — Кат и Стеф, Стеф и Кат, — даже их сыновья учились теперь в одном и том же первом классе — Колин и Крис, Крис и Колин. Как вышло, что из множества имен, которые Стефани и Бенни перебирали, пока она ходила беременная — Ксанаду, Пикабу, Ренальдо, Крикет, — они выбрали то единственное, которое так идеально вписалось в безмятежный ландшафт крандейльских имен?
Ступенька Кати находилась где-то на самом верху иерархической лестницы местных блондинок, что помогло Стефани внедриться легко и естественно: ее приняли, вместе с татуировками и темными, коротко остриженными волосами. Все, конечно, понимали, что она другая, но в ее случае это было как бы простительно, хотя в норме войны с самозванцами и самозванками здесь шли не на жизнь, а на смерть. Особой приязни к своей подруге Стефани не испытывала: Кати была убежденной республиканкой, и в ее лексиконе мелькала подлая фразочка «кому что» — особенно когда речь заходила об ее успехах или о чужих бедах. О жизни Стефани Кати не знала почти ничего и уж точно онемела бы от изумления, выяснив, к примеру, что печально известный репортер, который несколько лет назад в ходе интервью для журнала «Дитейлс» попытался изнасиловать интервьюируемую, юную кинозвезду Китти Джексон, — это старший брат Стефани, Джулс. Иногда, впрочем, Стефани казалось, что ее подруга кое-что понимает и, возможно, думает про себя так: Ты нас ненавидишь, и мы тоже тебя ненавидим — ну вот и славно, вот и договорились, а теперь пойдем сотрем в порошок этих сучек из Скарсдейла. Стефани любила теннис так жадно и агрессивно, что иногда ей самой делалось не по себе; по ночам ей снились крики судьи на линии и удар слева. Кати пока играла сильнее, но дистанция неуклонно сокращалась, и это только раззадоривало обеих. Партнерши и соперницы, матери и соседки — Стеф и Кат идеально подходили друг к другу. Проблема была лишь одна: Бенни.
