давление в кабинете врача.
– Сто тридцать на девяносто, – сурово возвестила полноватая женщина с довольно густым пушком над верхнею губой.
– Это же нормально? – уточнил я, разглядывая ее усы.
– Завышено немного.
– Немного, ведь не страшно?
– Как сказать? Ты вон бледный какой.
– Так вампиры всегда бледные.
– Чего?
– Да шучу я, шучу. Просто загорать не люблю.
– Шутит он мне тут, – заворчала врач, – у меня за день знаешь сколько таких шутников? Щас не допущу, посмотрим, как шутить будешь.
– Не надо, пожалуйста.
– Ишь как сразу заговорил. На учете нигде не стоишь?
– Где?
– Это я у тебя спрашиваю. В психдиспансере, например.
– А я что, похож на того, кто состоит в психдиспансере? – удивился я.
– С каждым вопросом все больше.
– Нет, в психдиспансере я не состою. Только в онкологии, – зачем-то ляпнул я.
– Онкологии? – ее глаза расширились, стали чуть ли не в два раза больше. – Ты с онкологией собрался прыгать?
– Да.
– Хочешь, чтоб меня посадили? А ну пошел вон!
Это вот что, так, раз, и все закончится? И досвидос? Ну уж нет. Не на того напали, однако.
– Не надо так со мной разговаривать, – невозмутимо ответил я, – я пока сам отвечаю за свою жизнь и за свои поступки.
– Вот дома и отвечай, – огрызнулась врач и указала на дверь.
– Послушайте, – решил сменить тактику я, – нельзя так делать, нельзя. Разве вы не понимаете?
– Все я понимаю, – от злости ее челюсть начала скакать как от прыжков на батуте, – ты там крякнешься с таким сердцем, а меня под суд.
– Да не крякнусь я, не крякнусь. Я от этих таблеток скорее крякнусь. Ради чего мне жить, если я дальше диспансера никуда не выбираюсь?
– Несчастный какой. Сколько людей болеет, и ни одному такая мысль не пришла в голову – с парашютом прыгать.
– А мне пришла. Ну пожалуйста, я вас очень прошу. Это ведь мечта. Мечта детства. У меня столько планов, столько целей осталось неосуществленными. Я ведь думал как, я ведь думал, жизнь длинная будет, успею, все успею, а тут этот страшный рак, и все. Все, понимаете? Мне, может, полгода всего осталось, а может, меньше.
– Не буду, не буду я тебя жалеть. И не смотри на меня так, – а сама уже еле сдерживала слезы.
Надо было надавить еще, надо было дожать.
– От меня даже девушка ушла, представляете? Это же так подло. Так низко, гадко. Узнала, что я болен, и ушла, бросила меня, не поддержала, не сказала, что любит и будет рядом до последнего моего вздоха. Нет, собрала вещи, и гудбай. А ведь я ее любил и продолжаю любить. Всем сердцем. Но зачем ей моя любовь? Я же умру. Жизнь очень несправедлива. Очень. Все так разом навалилось. За что? За что мне это? Я не понимаю. Вообще никакой радости. И даже с парашютом прыгнуть нельзя, – выдал я тираду на одном дыхании.
– Бедненький, – лицо женщины расплылось в сочувственной гримасе. Еще чуть-чуть, и глаза станут мокрыми.
– А я с детства мечтал стать летчиком, потом десантником, а мама была против, понимаете? И устроила меня в это дурацкое училище культуры, и от армии даже отмазала. А ведь я мог пойти в десантники, но нет… Всю жизнь я только и делаю то, что нравится другим, или то, что говорят мне другие. Но хотя бы раз я могу почувствовать себя счастливым? Хотя бы раз? Подняться в небо, раскинуть руки навстречу ветру и лететь, лететь, лететь как птица, почувствовать себя свободным от проблем, от несчастий, от людей, от кризиса, это же настоящее счастье, понимаете?
Врач уже рыдала вовсю.
Эх, все же неплохого актера я закопал в себе.
Надо точно сняться в кино.
А женщина утирала слезы платком, сморкалась в него, всхлипывала, смотрела на меня, как на самого несчастного человека на свете.
– Понимаю, понимаю, – горько вздохнула она, – всех так и тянет в это небо.
Понимает она, наверняка сама не прыгала и ни за что бы не решилась на такое.
– Мне ведь даже вспомнить перед смертью нечего, вот что это за жизнь?
Врач сдалась и поставила печать:
– Не дай Бог, не дай Бог что случится.
– Не случится. Спасибо, спасибо вам огромное, – я так вошел в роль, что поцеловал ей руку, она по-матерински обняла меня и прижала к объемной груди.
Неплохим оказалась человеком. Уверен, даже чаем бы меня напоила с малиновым вареньем.
– Под мою ответственность, – покачала головой врач.
– Спасибо, – повторил я, – все будет хорошо, теперь все точно будет хорошо.
И вышел.
А внутри просто взрывались салюты. И снова адреналин в крови, и настроение лучше некуда, и тошнота пропала.
Я вернулся к манифесту, отдал анкеты, заключение врача, деньги.
– Ждите, – сказала девушка и подмигнула.
Я улыбнулся в ответ, подошел к креслу, сел, затем вернулся:
– А сколько ждать?
– Вы в шестой группе.
– А сколько уже прошло?
– Четвертая взлетела.
– То есть через одну? – зачем-то уточнил я.
Девушка кивнула:
– Не терпится?
– Да.
Но договорить не удалось. К манифесту подошла парочка. Он весь такой брутал-брутал, естественно, бритый налысо, а она вся-вся такая блондинка-блондинка, естественно, крашеная. На каблуках, в мини-юбке. Она в таком виде прыгать собирается? Было бы забавно посмотреть. Но пялиться невежливо, поэтому я снова уселся в кресло. Надо сэлфануться, что ли?
Достал телефон, щелкнул себя. Потом снял видео:
«Я в Пирогово».
Обвел телефон по кругу, показал поле.
«Вот там все и будет происходить, юху. Все волнуются че-то, переживают, а мне по кайфу, меня колбасит. Буду прыгать с инструктором. Аааааааа».
И начал корчить различные гримасы.
Парочка уже отошла от манифеста и уставилась на мои кривляния. Брутал закатил глаза и ухмыльнулся, а блондиночка искренне улыбнулась. Добродушная оказалась.
Я представил, как она своими каблуками врезается в землю при приземлении, и у меня даже живот заболел от сострадания.
Закончив съемку, набрал Валеру. Он долго не брал, наконец, ответил:
– Да.
– У хипстера борода.
– Прыгнул, что ли? Живой?
– Нет, не прыгнул пока. Жду.
– Жди.
– Че долго не брал?
– Занят был.
Наверняка опять уснул в кресле под кондером. Занят он.
– Понятно. Отвлекаю?
– Ну, так. А что, с раком можно прыгать?
– Ну, меня же допустили.
– Точно? А то, может, ты меня на деньги развел, а сам решил опять чем-нибудь закинуться?
– Наркотики – это плохо. Щас фотку тебе пришлю, раз не веришь.
– Да не, я верю. Просто как с раком-то могли разрешить прыгать?
– Ну вот, уметь надо.
– Жесть.
– А ты надеялся, что меня пошлют, да?
– Ну, типа того, – подтвердил Валера.
– Тоже мне, друг.
