Тут на его звонок ответили, и Чиб нервно облизнул губы.
— Это ты, Страх?
— Мистер Кэллоуэй?..
— Ага, он самый. Знаешь, приятель, я тут подумал, что у нас с самого начала как-то не заладилось… И мне кажется, я знаю, как исправить положение.
— Я внимательно слушаю.
— Как насчет небольшого жеста доброй воли, пока я еще не собрал бабки для твоих нанимателей? Я готов предложить что-то вроде залога, гарантирующего возврат денег. Правда, чтобы все организовать, мне понадобится еще несколько дней, может быть даже неделя, поэтому мне хотелось, чтобы ты убедил своих работодателей немного подождать. Поверь, дело того стоит.
— Сдается мне, мистер Кэллоуэй, что вы затеяли какую-то игру. Я бы вам очень не советовал…
— Вовсе нет, — перебил Чиб. — Это широко распространенная практика. К ней нередко прибегает мафия…
— Уж не собираетесь ли вы подложить мне в постель лошадиную голову? А то мне сообщили, что вы усиленно разыскиваете мое скромное убежище…
«Черт, этот Викинг — парень не промах!»
— Мне кажется, мое предложение будет получше. Намного лучше.
— Я вас слушаю, мистер Кэллоуэй.
К тому моменту, когда приятельница Чиба добралась до столика, он успел сделать свое предложение и отключить телефон — до завтра. Поднявшись со своего места, Чиб чмокнул подругу в надушенную щеку.
— Ты сегодня выглядишь просто потрясающе, — сказал он.
— А ты… — Она помедлила, подыскивая подходящее слово. — У тебя очень самодовольный вид, иначе, пожалуй, не скажешь. Как у кота, который только что отведал хозяйских сливок.
— Откуда ты знаешь, что это не так? — ухмыльнулся Чиб.
Снова опустившись в кресло, он взял со стола салфетку и сам расстелил ее у себя на коленях, опередив официанта. Чиб терпеть не мог, когда подобные вещи делали за него.
Майк как раз выходил из душа, когда в гостиной зазвонил телефон. К тому моменту, когда он закончил вытираться (глядя на себя в большое зеркало, Майк с неудовольствием отметил, что ему не мешает возобновить абонемент в тренажерном зале), звонки уже прекратились. Никакого сообщения абонент не оставил, но он узнал домашний номер профессора Гиссинга. Сунув ноги в тапочки и завернувшись в махровый халат, Майк двинулся к балкону, на ходу набирая номер.
— Что вы хотели, профессор? — спросил он, когда Гиссинг взял трубку.
— Мне просто хотелось узнать — твой друг Кэллоуэй с нами?
— Кажется, да.
— И во сколько нам обойдется его помощь?
— Он сказал — ему нужна картина.
Майк затаил дыхание, предвидя реакцию профессора.
— Зачем?! — завопил Гиссинг. — Он же ничего не смыслит в искусстве! Я уверен, что этот невежда не отличит Мане от Моне!
— Я думаю, Чиб не отличит Мане от Пикассо и тем не менее… — Майк выждал несколько секунд, давая Гиссингу возможность немного остыть. — Проблема, собственно, лишь в том, успеет ли Уэсти написать восьмую копию.
— В таком случае переговоры с нашим юным художником я поручаю тебе, Майкл, — раздраженно буркнул профессор. — Похоже, ты умеешь находить общий язык и с гангстерами, и со студентами.
— Даже не знаю, с чего вы это взяли, — усмехнулся Майк. Он, впрочем, чувствовал себя польщенным.
— Да, кстати, я тут подумал, что Кэллоуэй может быть нам полезен еще в одном отношении… — проговорил профессор, понемногу приходя в себя.
— В каком же?
Вечерний воздух был прохладен, и Майк вернулся с балкона в комнату, прикрыв за собой дверь.
— В Национальной галерее есть один хранитель-искусствовед… — начал объяснять Гиссинг. — А Кэллоуэй, похоже, тот самый человек, который может с ним разобраться.
— Разобраться!?.. — переспросил Майк.
Ему показалось, что он ослышался.
— Самым решительным образом, — подтвердил профессор.
12
Аллану Крукшенку давно казалось: хорошим банковским служащим он стал лишь благодаря тому, что всегда был человеком осторожным и… скучным. За свою жизнь он, пожалуй, ни разу не рискнул по-настоящему. На работе Аллан старался действовать благоразумно и расчетливо — и как результат ни разу не терял деньги клиентов. С другой стороны, служба в банке сделала его циником. Деньги к деньгам — в истинности этого избитого трюизма Аллан убеждался едва ли не каждый день. Его состоятельные клиенты на глазах становились все богаче, хотя никто из них не прилагал к этому ни малейших усилий. По-видимому, они считали, что так и должно быть; во всяком случае, никакой благодарности к Аллану, которому приходилось работать вместо них, они не испытывали. Многие из тех, кто числился в банковском реестре клиентов с крупным чистым капиталом, владели тремя-четырьмя отнюдь не самыми дешевыми домами, яхтами, чистокровными скакунами, собственными островами и бесчисленными произведениями искусства, но оценить все это по достоинству они были, по-видимому, не в состоянии. Каждый из них денно и нощно был озабочен только одним: как не потерять нажитое, как повыгоднее вложить деньги, чтобы приумножить и без того немалое состояние. Аллану такие люди казались ограниченными и скучными, а они в свою очередь, по-видимому, думали о нем точно так же.
Немногим лучше были и коллеги-финансисты, вместе с которыми Аллан работал в Первом Каледонском. Каждый был погружен в собственные проблемы, не обращая ни малейшего внимания на соседей. К примеру, руководитель отдела, в котором трудился Аллан, встречался с ним десятки раз, но, похоже, был не в состоянии запомнить ни имени, ни лица своего служащего. Во всяком случае, на редких корпоративных вечеринках он раз за разом рассказывал Аллану один и тот же бородатый анекдот, а Аллан в свою очередь с трудом сдерживался, чтобы не завизжать: «Ты мне это уже говорил, тупица!» Он, впрочем, давно научился сохранять на лице выражение внимательной заинтересованности и мог в нужном месте ахнуть или довольно натурально расхохотаться.
«Я должен иметь что-то такое, чего у него нет и никогда не будет, — часто думал Аллан. — Ни у него, ни у моих клиентов-бездельников. Мне нужно любой ценой заполучить тех двух Култонов…»
Но садиться в тюрьму ему тоже не хотелось.
За последние несколько дней Аллан не раз просыпался в холодном поту, с лихорадочно бьющимся сердцем. Изучая присланный профессором план, он выискивал возможные «узкие места», а сам думал, сколько лет ему дадут за участие в ограблении. И что скажут дети, когда узнают, что их папа находится «на содержании Ее Величества»? Стоит ли подвергать себя такой опасности ради каких-то картин, которые он все равно не сможет никому показать, не сможет похвастаться ими перед клиентами, боссом, коллегами? Да еще Марго, его бывшая жена… На протяжении многих лет она утверждала, что он — занудный тип, что разговоры у него скучные, что одевается он скучно, готовит — скучно, а занимается любовью еще хуже, чем готовит… Когда она ушла, Аллан понял, что все еще ее любит, но Марго уже нашла себе нового мужчину — молодого манекенщика, который носил стильные шерстяные рубашки-поло со стоечкой и беспрестанно улыбался глупой, самодовольной улыбкой. Это, впрочем, не мешало Аллану звонить бывшей жене каждые несколько дней. Он надеялся что-то поправить и предлагал Марго встретиться то в одном, то в другом модном кафе, но она, похоже, успела побывать в каждом из них.
