остается без ответа.
– Надеюсь, мы не помешаем, – говорит бабушка. В Фэрхейвене она на своем месте, как будто выросла из половиц на пороге, но сейчас в ней чувствуется напряжение, неожиданная скованность. Может быть, она чувствует то же, что и я? Как будто я слишком грубая, слишком неловкая. Простушка, которой не место в доме с белым ковром и учтивыми фразами. В Калхуне, с мамой, мне приходилось соблюдать осторожность, но осторожность другого рода. В Калхуне я научилась многому, но здесь мои знания бесполезны.
– Глупости! – Миссис Миллер берет вазу с фруктами и несет ее к длинному обеденному столу из светлого дерева. – В тесноте, да не в обиде. Ричард разговаривает по телефону, но скоро освободится, к тому же у нас в гостях Илай.
Тесс подпирает локтями кухонную стойку и весело скалится, игнорируя колкий тон матери. Я смотрю на них, на то, как все попытки миссис Миллер повлиять на Тесс разбиваются о невидимый барьер. Я и не знала, что такое возможно. Что любая размолвка вовсе не обязательно должна сопровождаться предчувствием конца света. Я перевожу взгляд на застывшую в молчании бабушку и вижу, что она смотрит не на миссис Миллер, а на зеленые поля за стеклянными дверями. У Миллеров есть то, что нужно нам обеим. Только нам с ней нужны разные вещи.
– Марго, – говорит Тесс. Теперь она открыла шкафчик рядом с холодильником и заглядывает внутрь. – Иди сюда, помоги мне выбрать из хлопьев маршмеллоу.
– Я напекла оладий, не перебивайте аппетит, – говорит миссис Миллер, но не пытается меня остановить, и я встаю рядом с Тесс и смотрю, как она высыпает в миску полкоробки хлопьев.
– Как ты? – тихонько спрашивает она, занавесившись от взрослых густой копной темных волос. – После вчерашнего.
Я пожимаю плечами и кладу на язык маршмеллоу в виде радуги.
– Нормально. – Она поймет, что я имею в виду что угодно, только не «нормально». – А ты? Ты что, заболела?
– С животом какая-то фигня. Ничего серьезного. – Она бьет меня по руке и забирает себе другую радугу, которую я хотела взять. – Слушай, я еще долго сидела в полиции после того, как Вера увезла тебя домой. Я почти уверена, что они так просто не отвяжутся. Ни от тебя, ни от нее. – Она пожимает плечами. – Если есть разница.
Я это знала еще вчера. По крайней мере, опасалась этого. Я знаю, что не сделала ничего дурного. Но бабушка что-то скрывает, и я не позволю им добраться до правды раньше меня.
– Ага, – говорю я, стараясь сохранять невозмутимость, – и что?
– Ну-у-у… просто знай, что все будет хорошо. Я сказала, что поддержу тебя, и мое обещание все еще в силе. Если не хочешь, чтобы они до тебя докапывались, они не будут.
За нашими спинами бабушка и миссис Миллер вымученно обмениваются ничего не значащими репликами. Я выжидаю секунду, чтобы убедиться, что нас не слушают. То, что случилось вчера, вовсе не секрет, но бабушке ни к чему знать, что я пытаюсь выведать подробности. Узнает – отгородится от меня еще больше. Уж что-что, а это я понимаю, хотя причины такой скрытности остаются для меня загадкой.
– Тебе-то это зачем? – спрашиваю я. – Ты ведь меня даже не знаешь.
Она пожимает плечами, и на мгновение я задумываюсь, нет ли между нами чего-то большего. Я так и не научилась распознавать влечение в других девушках – я и в себе-то его распознала далеко не сразу, и еще больше времени ушло на то, чтобы не краснеть при слове «лесбиянка». Но тут Тесс, закончив ковыряться в пригоршне хлопьев, ссыпает ее назад в коробку. Я морщу нос, и наваждение рассеивается. Руки она, может, и сполоснула, но почти наверняка без мыла.
– Скажем так, – говорит она, – я знаю, каково это, когда твоя фамилия значит больше, чем имя. Это одна из причин.
– Ох. – Это я понять могу, хотя фамилия Тесс вытаскивает ее из неприятностей, а моя работает ровно наоборот. Но от нее исходит какая-то необычная робость, как будто она чего-то недоговаривает. Я подталкиваю ее локтем. – А другая?
Она отвечает не сразу. А потом говорит просто:
– Мне это нравится. Быть частью происходящего.
Я вспоминаю, как вчера она выходила с друзьями из «Хеллмана». Как они сгрудились вокруг нее в ожидании ее следующего шага. Это ведь тоже дистанция, пусть и не такая, к какой привыкла я.
– Я рада, что ты со мной, – говорю я искренне. В Калхуне у меня не было никого. Возможно, у Тесс тоже никого нет. По крайней мере того, кто нуждался бы в ней так, как нуждаюсь я.
Мне вдруг вспоминается утренняя ссора с бабушкой. Я оглядываюсь через плечо. Бабушка не слушает – она с оскорбленным видом принимает из рук миссис Миллер ломтик дыни на красивой фарфоровой тарелке. Наверное, лучше просто забыть об этом, но я не могу. Я хочу жить этой новой жизнью, но для того, чтобы защитить эту жизнь, сперва мне нужно понять, какого черта тут творится.
– Слушай, – говорю я негромко, снова поворачиваясь к Тесс. – Я кое-что видела. В Фэрхейвене. Думаю, та девушка и правда жила на ферме.
Краем глаза я вижу, что Тесс хмурится.
– К чему ты клонишь? – спрашивает она, но ответить я не успеваю. Миссис Миллер, отряхивая ладони, подходит к нам и поверх наших плеч смотрит на то, что осталось от хлопьев.
– Так, девочки, – говорит она. – Тесс, позови Илая, пожалуйста. Оладьи стынут.
– Угу, – говорит Тесс и добавляет уже для меня: – Потом еще поговорим.
Она взбегает по лестнице в углу кухни и спускается с Илаем как раз, когда миссис Миллер приглашает нас к столу, где уже ждет блюдо с выпечкой. Заметив меня, Илай останавливается, и я тут же понимаю, о чем он думает, потому что я думаю о том же. Что вчера я умерла и он видел мой труп.
– Илаю кофе не наливать, – объявляет Тесс, протискиваясь мимо него к столу. Она тянет меня за руку, заставляя сесть на соседний стул, и придвигает кофейник поближе к себе. – Это тебе за то, что убавил кондей, когда я заснула.
– Зачем ты его врубаешь на полную мощность? – Он садится напротив нее с тем же хмурым выражением, без которого я его еще не видела. – Я не хочу схлопотать обморожение.
– А я хочу. – Тесс наливает из кофейника себе, не спрашивая, наполняет мою чашку, а потом тянется через стол и наливает кофе Илаю. Я растерянно смотрю, как она ставит кофейник на стол, вытягивает булочку у самого основания пирамиды, заботливо сложенной миссис Миллер, и с вершины срывается круассан. Это была шутка. С Илаем. Я знаю, что она дурачилась. Но все-таки. Увидеть, как
