нужно покупателю, а затем выбрасывает товар на рынок. Иди в ногу с веком: это – великая идея. Я уверен, что все эти парни, которые пишут популярные книги, предварительно изучают рынок.
– Быть может, я бы сумел написать веселую книгу, заметил беллетрист. – Такую, знаете ли, где все действующие лица веселятся. Как вы думаете, мог бы я на этом заработать?
Блеки секунду помолчал.
– Пожалуй, нерешительно произнес он, но, мне кажется, лучше было бы написать книгу таинственную и волнующую. Хотите, Эрнест, я вам назову автора, которого очень люблю? Вы будете удивлены, потому что он не считается первоклассным или серьезным. Вы понимаете, что я хочу сказать? И тем не менее он пользуется успехом. Это Филипс Оппенхейм [Большой мастер детективных романов]. Что бы вы ни говорили, а старина Оппенхейм пишет так, что не оторвешься, пока ни дочитаешь до конца. А как распродаются его книги! Вы что-нибудь читали?
Эрнест покачал головой.
– Нет.
– Следует прочесть. Тогда вы получите представление о том, что нужно публике. Занятные книги! Помню, в одной из них говорится о человеке, который бредет по проселочной дороге в Англии, срывает какие-то ягоды с куста и ест. После этого характер его резко изменяется, все кажется ему не таким, как было раньше. Оказывается, куст, с которого он сорвал ягоды. привезен из Восточной Индии и…
Беллетрист махнул рукой.
– Вздор! – перебил он. – Зачем вы пришли Блеки? Я занят. Говорите прямо, без предисловий.
– Я просто хотел поглядеть на вас, старина. Ведь я еще ни разу у вас не был.
Торбэй взял синий карандаш и придвинул к себе блокнот.
– Ладно. Рад вас видеть, – сказал он. – Вы меня простите, я должен писать. Можете осмотреть пока комнату.
– Нет, нет, я не хочу вам мешать… Знаете ли, Эрнест, что мне пришло в голову, пока я здесь сидел? Не продадите ли вы мне бутылочку виски? Кажется, только у вас и есть виски. У Рэнни Киппа не осталось ни одной бутылки.
Торбэй нимало его не обнадежил.
– Нет, сегодня я вам не продам виски, а до завтрашнего дня я пить не собираюсь. Приходите завтра, и я вас даром напою допьяна, но с тем условием, чтобы вы сидели здесь, пили и меня развлекали…
– Я никогда не бываю пьян, – решительно заявил Блеки. – Конечно, я буду рад выпить с вами, старина, когда бы вы мне ни предложили… но мой принцип-умеренность…
– А мой принцип, – перебил Торбэй, – напиваться в стельку!
– Я хотел вам сказать, что сегодня мне дозарезу нужно немножко спирту. Я думал…, быть может, вы согласитесь продать мне бутылочку. Сделайте такую милость…
Торбэй выразительно произнес:
– Нет.
– Эрнест, ради Христа, не отказывайте! Ей-богу, я бы для вас это сделал. Мне так хочется выпить, что даже под ложечкой сосет.
– Нет, – повторил беллетрист, – мне самому нужен спирт.
– Денег мне не жаль! вспылил Блеки. Если вас смущает цена… я готов заплатить вдвое дороже.
– О, нет! Если б я хотел продать вам виски, я бы продал по себестоимости, заявил Торбэй. – Я не собираюсь зарабатывать на этом деле. А знаете ли, что вам предложу, Блеки? Если в вас течет кровь спортсмена, я вам дам возможность получить бутылку даром.
– Каким образом?
– Я платил три доллара за бутылку. Разыграем ее. Возьмем колоду карт. Если вы откроете старшую карту – я вам отдаю бутылку даром. Если же открою я – вы мне даете три доллара и не получаете виски. Поняли?
– Иными словами, я ставлю три доллара против вашей бутылки виски? Ладно, согласен.
– Принесите, обратился Торбэй к мисс Кольридж, – колоду карт и бутылку виски. Пусть боги нас рассудят… Сейчас мы прочтем роковые письмена, начертанные на скрижалях Сибиллы. Торбой вдруг развеселился и стал улыбаться. Он смахнул со стола свою рукопись, и листки рассыпались по полу.
Колода, которую принесла мисс Кольридж, отличалась некоторыми странностями, нимало не бросающимися в глаза. Все тузы и короли были на одну тридцать вторую дюйма длиннее, чем остальные карты. Торбой протянул их «Джину».
– Тасуйте, – сказал он, – и снимайте, или я сниму первым, как вам будет угодно… Ну, начинайте!
Блеки открыл десятку червей. Когда карты перешли в руки Торбэя, он быстро провел большим пальцем по краю колоды. Длинные карты слегка выдвинулись с другого края. Это было проделано так ловко, что Блеки ничего не заметил. Торбэй открыл короля.
– Вопрос решен, – сказал он, пряча деньги в карман. – Можете унести виски, мисс Кольридж.
– Подождите минутку, – взмолился Блеки и вынул из кармана еще три доллара. – Попробуем еще раз. Вам тасовать.
– Все равно, тасуйте вы, – сказал Торбэй.
Снова Блеки проиграл три доллара. Так продолжалось до тех пор, пока пятнадцать долларов ни перешли в карман Торбэя.
– Проклятье! – воскликнул вспотевший «Джин», тасуя карты. – Никогда еще мне не приходилось видеть столько тузов и королей. Даже когда у меня оказался туз, и вы тоже открыли туза.
– Вам чертовски не везет, – заметил Эрнест. – Вот и все!
– Знаю, что не везет, но не может же это продолжаться без конца? Попробуем еще раз. Торбэй протянул руку и отнял у него карты.
– Нет, нет, – сказал он, – довольно! Я не могу все время отбирать у нас деньги. Слишком уж вам не везет.
– О господи! – пробормотал Блеки. Пятнадцать долларов я проиграл и спирту не получил.
– Придется мне уступить вам, отозвался Эрнест. – Раз вы проиграли пятнадцать долларов, я не могу вас отпустить с пустыми руками. Я вам продам эту бутылку по своей цене. Давайте три доллара, и бутылка ваша.
Вскоре после этого Блеки удалился, унося с собой восемнадцатидолларовую бутылку, завернутую в газету. Он отправился в свою комнату и просидел там целый день наедине с бутылкой.
4
Мисс Элис Уэйн свернулась клубочком в большом кожаном кресле. Она устроилась очень уютно, и поза ее была исполнена грации. Грация вышла из обихода, но мисс Уэйн следовала старым традициям. Когда она сидела в кресле, нельзя было не обратить внимания на ее колени и стройные ноги, обтянутые шелковыми чулками, – в те дни носили короткие юбки, на изящный бюст и красивый изгиб шеи, на тонко очерченное лицо, склоненное над книгой, и струйку дыма от папиросы…
Это был как бы небрежный эскиз. Вокруг нее, на кресле и на полу, лежали тоненькие книжки-шесть или семь книг. Мисс Уэйн уселась здесь тотчас же после завтрака и раскрыла томик стихов, но раньше чем она успела погрузиться в чтение, около ее кресла вырос Томми Уэбб. Мать внушила ему не мешать взрослым, когда те читают, и Томми несколько минут терпеливо ждал, чтобы мисс Уэйн обратила на него внимание.
– Что тебе, милый? – спросила она, обнимая его и притягивая к себе.
– Элис, знаете, что случилось?
– Что, дорогой мой? Что такое случилось?
– Мышонок всю ночь провел под дождем и весь вымок.
Мисс Уэйн улыбнулась.
– Бедняжка! – ласково сказала она. – Как бы он не заболел!
Все обитатели гостиницы знали странную и героическую сагу о м-ре Мышонке, м-с Мыши и маленьких мышатах.
М-р Мышонок появился у Томми в Италии. Вся мышиная семья состояла из четырех бесформенных и грязных кусков материи. Во Флоренции Томми простудился и два дня пролежал в постели. Мать, желая его позабавить, обернула руку куском шелкового чулка и стала показывать на стене причудливые тени. Томми назвал кусок чулка м-ром Мышонком. На пути в Геную Уэббы с удивлением узнали, что Томми везет с собой м-ра Мышонка, завернутого в папиросную бумагу. Так начались похождения м-ра Мышонка и стали складываться мнения его о людях и вселенной. В Париже появилась м-с Мышь-кусок бархата величиной с ладонь; оранжевый бархат, из которого делают портьеры.
Томми объяснил матери, что м-р Мышонок встретил м-с Мышь на улице. М-р Мышонок бродил по Парижу и встретил нехороших людей, которые хотели, чтобы он стал пьяницей, и предлагали ему великие сокровища. М-р Мышонок отказался стать
