В Германии такого раскола не произошло, члены КПГ оказывали серьезное влияние на профсоюзы, примыкавшие к Амстердамскому интернационалу. В Великобритании профсоюзы, за небольшим исключением, оставались верными Амстердаму. Но на протяжении многих лет большинство английских профсоюзов выражали сожаление о расколе международного движения и призывали обе соперничающие федерации к примирению. Не только идеологические различия, но и острое соперничество между Амстердамом и Москвой делало это невозможным.
Профинтерн был образован в тот момент, когда Коминтерн начал делать попытки объединить разные силы в борьбе против империализма. Когда на II конгрессе Коминтерна в 1920 году Ленин впервые бегло сформулировал идеи, которые год спустя приняли четкие очертания под общим названием «единый фронт», его замечания касались главным образом событий в Великобритании. Он говорил о том, что английским коммунистам необходимо поддерживать «Макдональдов и Гендерсонов» лейбористской партии, своеобразный устав которой позволял членам КПВ в то же время оставаться в рядах лейбористской партии, что было совершенно в порядке вещей. Но в Великобритании именно профсоюзы подготовили благодатную почву, на которой призыв к рабочим, сочувствующим коммунистам, но не входящим в компартию, мог дать всходы. Как тогда говорили, типичный английский коммунист носит в кармане три членские карточки: КПВ, своего профсоюза и лейбористской партии. Профинтерн открыл в Лондоне свое бюро; КПВ отреагировала на это созданием двух организаций единого фронта — Движения национального меньшинства (ДНМ), которое должно было подстегнуть деятельность профсоюзов, и Национального движения безработных (НДБ) — его задачей была пропаганда и агитация по злободневным вопросам под руководством коммунистов, но при широком участии рабочих. Хотя лейбористская партия неоднократно отвергала предложения КПВ о слиянии в единое целое, ее рядовые члены вначале не испытывали враждебности к самим коммунистам. На выборах 1922 года двое коммунистов прошли в парламент: один — как официальный кандидат от лейбористской партии, а другой — при молчаливой поддержке лейбористов.
Ситуация в лейбористской партии изменилась гораздо быстрее, чем в профсоюзах. В 1927 году лейбористская партия запретила выдвигать коммунистов на выборах как своих официальных кандидатов. Было принято решение не допускать членов КПВ на съезды лейбористской партии, но навязать выполнение этого решения было невозможно, поскольку профсоюзы по-прежнему включали коммунистов в состав своих делегаций. Поддерживать дух симпатии к СССР в профсоюзах было значительно сложнее. На съезде английских профсоюзов в 1924 и 1925 годах выступления Томского, советского профсоюзного лидера, были встречены с энтузиазмом, а в декабре 1924 года, сразу после появления «письма Зиновьева» и поражения лейбористского правительства, английская делегация побывала на съезде профсоюзов СССР. В начале 1925 года для развития сотрудничества между СССР и Великобританией был создан Англо-русский комитет профсоюзного единства. Но авторы этих планов недооценили расхождений во взглядах советских и английских профсоюзных деятелей, а также нежелания последних противопоставлять себя Амстердамскому интернационалу. На заседаниях комитета английские и советские делегаты все чаще нападали друг на друга с обвинениями. Деятельность Профинтерна и его резкая критика в адрес английских руководителей вызывали недовольство; постоянным источником раздражения была агрессивная тактика ДНМ и НДБ. В Генеральном совете конгресса профсоюзов антисоветское большинство противостояло все тающему просоветскому меньшинству.
Решающим моментом была всеобщая забастовка английских рабочих в мае 1926 года. Советы расценивали эту забастовку как политический шаг, демонстрацию силы, форму классовой борьбы, как начало пролетарской революции. Английские рабочие воспринимали забастовку исключительно как спор относительно заработной платы, как это и было задумано с самого начала. Руководители профсоюзов и подавляющее большинство рабочих стремились не покончить с существующей системой, а получить от нее как можно больше привилегий. Исходящие из Москвы призывы к революции встревожили и насторожили рабочих; они отказались от финансовой помощи, предлагаемой советскими профсоюзами, под предлогом, что это нанесет ущерб их делу; этого оскорбления советские лидеры так никогда и не простили своим партнерам. Когда же через 10 дней лидеры профсоюзов признали поражение и прекратили всеобщую забастовку, предоставив шахтерам, чьи нужды и послужили изначально толчком к забастовке, бороться в одиночку без всякой надежды на успех, Советы восприняли это как убедительное и окончательное доказательство продажности руководителей английских профсоюзов; осталась единственная надежда — поднять широкие массы рабочих против предательской профсоюзной бюрократии. С тех пор враждебность Советов по отношению к английским профсоюзным лидерам была непримиримой; на протяжении многих лет старания поколебать преданность большинства членов британских профсоюзов своим вождям терпели неудачи, что послужило причиной серьезных и горьких осложнений в отношениях между Советами и профсоюзным движением Великобритании.
Всеобщая забастовка, а также финансовая помощь бастующим, предлагаемая Москвой, подлили масла в огонь антисоветской кампании, которую видные консервативные деятели вели со все возрастающим пылом начиная с осени 1924 года. Зимой 1926/27 года требования консервативных кругов разорвать отношения с СССР стали крайне настойчивыми. В мае 1927 года на помещение Аркоса, где были расположены некоторые конторы советского торгового представительства в Лондоне, был совершен полицейский налет. В захваченных документах не было ничего сенсационного. Однако цель этой акции была ясна, и она была достигнута. 24 мая Болдуин объявил о разрыве дипломатических отношений в СССР и об аннулировании торгового соглашения. Примеру Великобритании не последовала ни одна страна. Но она все еще играла главную роль на европейской дипломатической арене. Одного жеста Великобритании было достаточно, чтобы вызвать всеобщее беспокойство. В Москве опасались войны или по крайней мере экономической и финансовой блокады. За год до этого в Польше захватил власть Пилсудский; в Москве подозревали, что Великобритания будет подстрекать его начать военные действия против СССР. Беспокойство советских руководителей усилили британские профсоюзы, на своем ежегодном конгрессе в сентябре 1927 года проголосовавшие за роспуск Англо-русского комитета профсоюзного единства, который уже давно был объектом нападок со стороны Троцкого и московской оппозиции. На горизонте не было ни единого просвета. После сбора урожая наступил чудовищный кризис — зерна государству было сдано катастрофически мало. В партии борьба с оппозицией накалилась до предела. Даже в Азии положение Советов было крайне удручающим.
В течение всего этого периода правительство Соединенных Штатов упорно отказывалось признать СССР или иметь с ним какие-либо дела. Отношение к Советскому Союзу ухудшалось с приходом каждого нового президента и государственного секретаря. Эту точку зрения оспаривали лишь горстка радикально настроенной интеллигенции и некоторые банкиры и бизнесмены, заинтересованные в возобновлении торговли с Советами. После снятия официального эмбарго на торговлю и запрета на займы СССР вето на принятие советского золота под предлогом, что права Советов на него весьма спорны, и отказ банков предоставлять кредиты фактически не давали возможности для крупных сделок. Но тем не менее тоненькой струйке торговли удалось пробиться сквозь все эти преграды. В 1924 году в Нью-Йорке советскими
