Ермаков, понимал: чекистам стало известно об аудиозаписи журналистки Андреевой. Придется раскрыть карты, можно нарваться на неприятности. Генерал ФСБ вызовет на ковер — выговором не отделаешься. Укрываю вещественные доказательства по уголовному делу, а это уже тянет на статью. И отговорки не помогут: запись попридержал в целях оперативных мероприятий. Московская «бригада» приедет с проверкой, скажут: почему не согласовал свое решение сФСБ, если создана совместная оперативная группа по раскрытию убийства судьи? Придется Шорину рассказать:
—Не знаю, можно ли по телефону говорить секретную информацию, но если на проводе заместитель начальника ФСБ, то решусь.
—Юра, я твою спину всегда прикрою, говори, ну, что там у тебя.
—Тут оперативным путем в руки попала аудиозапись,— не называя от кого, так лучше для дела.— На записи два объекта обсуждают, как убить судью Морозова.
—Да ты что!— прервал его Шорин, играя роль артиста, как будто аудиозапись стала для него новостью.— Так, и кто эти отморозки?! Их надо брать в оборот! Вести к следователю и колоть, никуда они от нас, миленькие, не денутся! Я уже на ногах бегу к генералу докладывать, а он по инстанции вМоскву. Фу ты! Ну, ты меня обрадовал. Юра, ты молодец! Давай ко мне подъезжай, и запись вези, отдадим ее криминалистам,— проговаривая скороговоркой, продолжал играть роль артиста.
—Криминалисты, поработав с записью, преступление не раскроют. И вообще, все так запутано! Голову себе сломал, поэтому информацией не делюсь ни с вами, ни со своими сотрудниками, держу ее за пазухой. Ноги в руки и, как одинокий волк, иду по следу. Только след закончился наБыкове и смотрящем Титове. На аудиозаписи их голоса. Обсуждали, как убить Морозова, наговорили на статью то ли по глупости, то ли по пьяни. Они же не самоубийцы, писать себя на свои смартфоны. Такие выкрутасы в их кругах не катят, говорю уже на языке смотрящего Тита. Быков тоже по своему менталитету недалеко от него ушел. Одного поля ягода: один незаконно прибрал в собственность государственные заводы, другой его крышует. Но чтоб себя подвести под статью — увольте, голова у них у обоих на месте!
—Вон оно, в чем дело! Сейчас мне стало понятно, почему Быков довел Гусева до сердечного приступа. Представляю, как ему сейчас туго приходится. Да, Юра, наломал ты дров! Ты что так прямо в глаза и выложил Быкову про запись?! Осечка вышла, раскрыл ему карты, так работать нельзя. Нужно поступать по закону: взять его под белые ручки и вести к следователю,— продолжая выяснять, что конкретно рассказал он Быкову.
—Все происходило не так, как вы представили. Поиграл на его нервах, дал время подумать. У нас же с вами нет прямых доказательств, что это он своей рукой положил яд в фужер судье. Тем более Титова не было на свадьбе. Его сразу можно исключить из числа подозреваемых. Есть третье лицо, это тот человек, кто заинтересован вБыкове, возможно и вТитове. И нато есть веские основания: депутату и смотрящему не сруки дарить запись постороннему человеку. На ней все статьи уголовного кодекса. Напрашивается вывод: за их спинами некий режиссер всей этой драмы! Стоит в сторонке и завсеми нами наблюдает. Уж больно мудрено все у него закручено! Быков если и вчем-то виноват, это в том, что неосторожно подарил коробку денег молодоженам. Тут и пионеру ясно — завуалированная взятка Морозову. Он и так весь в уголовных делах как в шелках, в его биографии штамп некуда ставить. Пойти на убийство судьи духу не хватит. Покрасовался перед Титовым. Вот смотрящий — ему противоположность: он любого человека замочит, и унего целая гвардия бойцов.
—Твой рассказ тянет на детектив. Ну и кто же, по-твоему, записал их разговор, где им так не повезло?
—Разговор состоялся в кабинете Быкова. К нему заходят десятки человек, от заводчан до гостей и разных батюшек с пионерами. Любой из них мог прилепить жучков под стол. В интернете их продают килограммами.
—Что-то я тебя не пойму?! Намекаешь, директора будут этой записью шантажировать, чтобы он выдал государственную тайну?
—На счет государственной тайны ничего сказать не могу. Эта забота вас, сотрудников ФСБ, охранять секреты страны. У нас, полицейских, другие задачи. Не могу просчитать, какую мину нам подложит «режиссер». Старые опера меня учили: перед тем как начать расследовать глухаря, первое, что нужно сделать — это влезть в шкуру убийцы. Прочувствовать как бы изнутри, что его побудило пойти на преступление. Определить мотив — ведь это единственный шанс выйти на его след, уверен и заказчик имеется. Кукловод — человек с мозгами Шерлока Холмса, начитался книжек про ментов или насмотрелся «Улиц разбитых фонарей».
—И что ты намереваешься предпринять? С аудиозаписью все понятно, следователь её приобщит к уголовному делу.
—Продолжу работу поБыкову, заведу на него оперативное дело. Титов наша опека тоже не обойдет, вы же знаете, он у нас давно в разработке. Сейчас на шахматной доске ход за кукловодом. Пауза затянулась. У него есть цель, и он от нее не отступит, будет торопить события, подбрасывая нам улики,— а сам думал о журналистке Андреевой, не называя ее данные Шорину. Убийца судьи ждет от нее статью в газете, где фамилии Быков, Титов иМорозов ураганом обойдут интернет-пространство. Знать бы еще, кто из этих трех персонажей его больше всего интересует? Фёдырыч говорит: «Опер та же собака: учуешь мотив преступника — раскроешь преступление. Но перед его поимкой насади на крючок червяка, а без наживки крупная рыба не клюнет». Надо навестить мэтра, а то он в одиночку натворит дел, как бы ни пришлось его выручать.
—Юра, знай, я, как вождь племени Апачи — полковник Чингачгук, всегда готов протянуть руку младшему брату, бледнолицему полицейскому. Видишь, выражаюсь писательским сленгом. Вспомнил твоего боевого коллегу Семенова, недавно с ним встретились в парке, говорит, пишет книги. Они у него про чё хоть?! К своему большому стыду ни одной книжки не прочитал. Не забываешь его?— поинтересовался специально, чтобы узнать, расскажет ли Ермаков, что встречается сСеменовым, который по своей инициативе впрягся в раскрытие убийства судьи.
Ермаков, услышав отШорина про писательский сленг, понял: пробивает его на вшивость — хочет узнать, о чем беседуют сСеменовым. Можно и рассказать, но оставить его в неведении.
—Фёдырыч тут расщедрился, пригласил домой попить пиво. Угостил вяленым карасем, он же рыбак. Посидели, поговорили по душам. Тоскует по работе, это же его хлеб, вот и книжки пишет, чтоб не отстать от жизни. Говорит, сейчас кропает крутой детектив про нас, оперов, правда вас, фээсбэшников, недолюбливает. Обижается, что вы под крышей президента страну растащили по карманам: за бесценок продали олигархам все народные богатства, включая заводы и пароходы. Он человек советского поколения живет прошлым. Все время упоминает слова «честь», «совесть», «патриотизм», современной молодежи такие слова режут ухо. У них в голове лишь одно выражение — быть успешным человеком!
—Семенов прав, мы с ним комсомольцы-аксакалы, и нас не перековать! Помню, в девяносто первом году глава государства Миша Горбачев нашу службу КГБ ликвидировал одним росчерком пера. Сидели на чемоданах для нас уже в изоляторах подготовили отдельные камеры. Говорю, а усамого мурашки по коже скачут! Прослышали, что нами будут заниматься сотрудники шестого отдела. Пришли к ним в гости, я тогда и познакомился сСеменовым, он с товарищем сходил на рынок и купил ящик яблочного вина. Сидр в литровых банках. Сначала над нами поиздевался, почистил смазкой пистолет и сказал: «Смазываю кольт, чтоб пружина не заклинила, буду вас сегодня расстреливать». Говорил с серьезным лицом, сослуживцы ему поддакивали, а нам, куда было деваться — терпели. Шестой отдел ждал изМосквы приказа как с нами поступить. Страха натерпелись. Наш «расстрел» закончился совместным распитием вина, три дня отмечали свою «погибель». К тому времени получили приказ из столицы: органы безопасности сохранить в структуре правоохранительной системы страны. Семенова увидишь, передай от меня ему привет. Юра, извини бегу к генералу на доклад, звони в любое время.
