настроение у него сразу улучшилось. — Здравствуй, Лайош, — протянул он руку стройному, как девушка, юноше.
— Здравствуй, — ответил Лайош. — Еще немного, и я закончу. Я за Аннушку разношу лекарства больным, — объяснил он Ласло. — Она себя плохо чувствует.
— У меня болит голова, — загадочно улыбнулась Анна.
Ласло посмотрел на цветущую полногрудую девушку и снова нашел, что она очень красива и привлекательна.
— Только вы не вставайте, — дрогнувшим голосом сказал Ласло, заметив ее улыбку.
— Аннушка, значит, в двадцать первую только анальгин? — спросил Лайош.
— Да…
— Ну тогда у меня все… До свидания, — попрощался юноша.
Когда дверь за Лайошем закрылась, девушка, смущению улыбаясь, окинула взглядом кудрявого белокурого юношу.
«Она должна стать моей», — решил Ласло. Придвинув стул к кровати, он сел и стал задумчиво смотреть на девушку.
— Что нового, Лаци? — спросила она, чтобы как-нибудь прервать неловкое молчание.
Ласло не ответил. Его взгляд был прикован к красивому лицу девушки.
— Анна, — тихо произнес он, немного помедлив. Он знал, что сейчас будет играть. Но все девушки такие глупые, самовлюбленные. Чтобы нравиться им, нужно льстить, говорить комплименты.
— Анна, — повторил он, не спуская с девушки глаз.
— Не смотрите на меня так, Лаци.
— Анна, мне нужно поговорить с вами.
— Говорите. Я слушаю.
— Аннушка, с той ночи я без ума от вас, до сих пор не могу прийти в себя.
— Много выпили, — рассмеялась девушка.
— Нет, Анна, не думайте так. А выпил я оттого, что вы были холодны ко мне, бессердечны.
— Бросьте, Лаци, не говорите глупости…
— Серьезно, Анна, вы даже не подозреваете, как дороги мне…
— Вы хотите вскружить мне голову, да? Вы думаете, я такая же, как некоторые ваши будапештские девушки?..
— Нет, Анна, вы не такая. Если бы вы были похожи на них, я не был бы сейчас здесь. Вы очень красивая и умная. Ночью вы сказали, что я нравлюсь вам…
Девушка промолчала. Ночью она тоже много выпила и чувствовала себя смелее, тогда она могла сказать что угодно. Но сейчас ей было неловко. «Хоть бы он ушел… Если он не перестанет так смотреть на меня своими небесно-голубыми глазами — я не выдержу, не найду сил сопротивляться. Как сладко отзываются в сердце его слова! Как он искренен, он совсем не такой, как другие!»
— Анна, жизнь так коротка, — порывисто дыша, говорил Ласло, — кто знает, что ждет нас завтра. Может быть, мы умрем. И я, и вы. А мы ведь еще не жили.
— Да, — прошептала Анна, — совсем не жили…
— Видите, Аннушка, я говорю с вами откровенно. Я не обещаю жениться, не обещаю вечной любви. Я даже не знаю, что руководит мною: большое, настоящее чувство или только желание обладать вами. Я знаю одно: я хочу, я страстно хочу тебя, Анна, меня влечет к тебе… Ты поймешь меня, ведь ты и сама меня не любишь, но хочешь стать моею. Не возражай… Я вижу по твоим глазам… твои глаза так и манят, притягивают меня. Напрасно ты закрываешь их, я вижу сквозь веки, как они сияют…
Анна закрыла глаза. Кровь ударила ей в лицо… Дрожа всем телом, она чувствовала у своего лица горячее дыхание юноши.
— Запри дверь, — прошептала она еле слышно.
Когда Ласло вернулся к себе, его уже ждал Фараго.
— Ты составил список? — спросил капитан.
— Да, — ответил Ласло, доставая список из ящика.
— Тогда пошли!
Совещание проходило бурно. Разгорелась борьба мнений. Ласло был горд, что присутствует на таком историческом совещании, где решается судьба страны. Он не знал здесь никого, фамилии тоже слышал впервые, но относился к этим людям с уважением. И разве могло быть иначе! Ведь это те самые герои, которые бросили вызов одному из самых могущественных государств мира и принудили его вывести свои войска из столицы. Здесь собрались представители вооруженных отрядов, в том числе и он, боец Ласло Тёрёк, будущий старший лейтенант танковых войск. Он никогда еще не был в обществе таких крупных политических и военных деятелей. Сейчас они решают судьбы страны. Ласло пересчитал присутствующих — их было десять.
Высокий молодой человек в штатском, но с военной выправкой прочитал соглашение о прекращении огня, заключенное с правительством, а также план формирования объединенных отрядов государственной охраны. Рядом с молодым человеком сидел Чатаи.
Многие говорили о том, что не доверяют правительству, что если его состав останется прежним, оно не будет отражать их взглядов. В нем много министров-коммунистов, а с этим нельзя мириться. Выдвигались требования заставить министров-коммунистов подать в отставку, а на их места поставить представителей отрядов. Молоденький студент предложил, чтобы это совещание выразило доверие правительству, ибо предъявление все новых и новых требований делает невозможной его деятельность.
Фараго вопросительно посмотрел на Чатаи, словно спрашивал: «Что нужно здесь этому щенку?» Потом он взял слово.
— Коллеги! Я считаю, что со стороны правительства прекращение огня — только маневр. Можно ли допустить, что правительство, в котором двадцать один министр-коммунист, действительно намерено вывести советские войска и распустить органы госбезопасности? Кто этому поверит? Разве мало эти же самые люди водили нас за нос? Они потерпели поражение и хотят выиграть время, чтобы перейти в контрнаступление. Подтянув в столицу армейские корпуса с периферии, они попытаются разбить нас. Вы думаете, все части на периферии подчиняются Военному совету? Наивные мечты! Нужно немедленно направить правительству ультиматум: портфели министров внутренних дел я обороны отдать представителям восставших. За эти двенадцать лет мы тоже научились разбираться в политике. А что касается убийц, работников госбезопасности, я думаю, мы допускаем ошибку. Не пустили ли мы козла в огород?! Поверит ли хоть один человек, что Мюнних, этот старый большевик, участник испанских событий, будет разоружать своих дружков? Это же смешно! За это нужно взяться нам самим. Здание ЦК партии, где совещались Мюнних и его друзья, охраняли люди из госбезопасности. Можно ли себе представить, что сейчас Мюнних возьмет их под стражу? Пусть поднимет руку тот, кто верит в эту глупость. Вот видите, никто не поднял. Я думаю, коллеги, много тут спорить нечего. Начнем действовать. Есть одна пословица, правда, русская, но от этого она не становится хуже: «Не спеши языком, а торопись делом». Итак, хватит чесать языки, перейдем к делу!
Речь Фараго вызвала аплодисменты и возгласы одобрения. Своими доводами он убедил даже колеблющихся. Затем приступили к обсуждению более мелких вопросов. Сформулировали новые требования и наметили состав делегации для переговоров с правительством. Приняли решение об аресте работников госбезопасности, а также об обеспечении сохранности всех захватываемых секретных документов.
— Важно, — говорил молодой человек, делавший доклад, — помешать уничтожению секретных документов, особенно архивов органов госбезопасности.
