«формировать аппарат», который первые дни состоял из меня одного, а потом возрос до трех — четырех человек»{95}.
Народные комиссары, приходившие в старые министерства, сталкивались с враждебным отношением чиновников, и прежде всего бюрократической верхушки, служащие отказывались подчиняться распоряжениям наркомов, не приступали к работе или нарочно запутывали дела.
В министерстве внутренних дел нарком увидел лишь «груду сваленных бумаг, запертые столы и шкафы без ключей».
А. Г. Шлихтер, явившийся в министерство земледелия, нашел парадный ход запертым. С трудом разыскав швейцара, он узнал, что все чиновники разошлись.
А. В. Луначарский и Н. К. Крупская у здания министерства просвещения натолкнулись на пост саботажников. В самом министерстве никаких служащих, кроме курьеров да уборщиц, не оказалось. В пустых комнатах на столах лежали неубранные бумаги.
В министерстве государственного призрения, куда наркомом была назначена А. М. Коллонтай, с большевиками согласились сотрудничать лишь несколько человек. В кабинетах и канцелярии брошены пишущие машинки, а журналы входящих и исходящих дел спрятаны…
Буржуазия была уверена, что пролетариат, не имевший собственных кадров, не сможет наладить управление без старого аппарата, без опытных чиновников. Жизнь страны будет парализована, и трудящиеся окажутся вынужденными уступить власть.
Саботажники действовали уверенно: капиталисты постарались обеспечить их материально. Попытки дезорганизации были хорошо организованы. 40 млн рублей для выплаты бастующим чиновникам контрреволюционеры успели получить из Государственного банка. Крупные суммы в фонд финансирования саботажа внесли видные банковские и промышленные тузы вроде Рябушинского.
Жалованье чиновникам выдавалось за несколько месяцев вперед. От них требовалось лишь одно: чтобы, получив заработную плату, они не выходили на работу.
Да, большие надежды связывала буржуазия с дезорганизацией государственного аппарата.
Еще до революции буржуазная газета «Новое время» с издевкой писала: «Допустим на минуту, что большевики победят. Кто будет управлять нами тогда? Может быть, повара… Или пожарные? Конюхи, кочегары? Или, может быть, няньки побегут на заседание Государственного совета в промежутке между стиркой пеленок? Кто же? Кто эти государственные деятели? Может быть, слесари будут заботиться о театрах, водопроводчики — о дипломатии, столяры — о почте и телеграфе? Будет ли это? Нет! Возможно ли это? На такой сумасшедший вопрос большевикам властно ответит история».
Надеждам контрреволюционеров не суждено было сбыться. История властно ответила на этот вопрос, она жестоко посмеялась над их высокомерием, презрением прежних властителей России к народу. Партия призвала слесарей и кочегаров, кухарок и конюхов управлять государством, она подняла, как говорил Ленин, «наинизшие низы к историческому творчеству». И эти люди справились с делом государственного управления куда лучше, чем титулованные особы, высокопоставленные сановники и прочие прислужники буржуазии. С заводов и фабрик, боевых кораблей, из воинских частей приходили к рулю государственного управления простые люди — хозяева страны.
В. И. Ленин, безгранично веря в творческие силы трудящихся, смело выдвигал рабочих, солдат, матросов, рядовых партийцев на работу в государственном аппарате.
В Наркомат по иностранным делам пришли балтийские матросы и рабочие петроградского завода «Сименс-Шуккерт». В создании аппарата Наркомата внутренних дел приняли участие рабочие-путиловцы. Наркомат путей сообщения строился при активной помощи рабочих Петроградского и Московского железнодорожных узлов.
У рабочих и матросов, конечно, не хватало знаний, опыта, им приходилось преодолевать огромные трудности, но революционный энтузиазм, воля, горячее стремление выполнить задание партии помогали им в этой нелегкой работе.
В то время как саботажники располагали большими денежными суммами, Советское правительство в первые дни не имело никаких финансовых средств.
В. И. Ленин вручил Н. П. Горбунову декрет с приказом Государственному банку выдать в распоряжение правительства 10 млн рублей. С большим трудом удалось заставить сделать это кассира. Кто-то из курьеров одолжил два старых мешка. Набили их доверху, взвалили на спину и понесли. В одной из комнат Смольного деньги сложили в платяной шкаф, поставили полукругом столы, назначили часового.
Особым декретом Совнаркома был установлен порядок хранения денег и пользования ими. Так появилась советская казна, так было положено начало первому советскому бюджету.
Постепенно стали возвращаться на работу и бывшие служащие министерств, убедившиеся в том, что политика саботажа не дает результатов. Работа наркоматов налаживалась.
Советское государство, уничтожив старый полицейский аппарат — орудие угнетения трудящихся, создало пролетарскую милицию, которая встала на защиту прав народа.
Был ликвидирован старый буржуазно-помещичий суд, стоявший на страже эксплуататоров. На смену ему пришел новый, народный, охранявший интересы масс.
В условиях ожесточенного сопротивления контрреволюции Советская власть нуждалась в бдительном и решительном органе защиты. 7 декабря Совнарком принял постановление о создании Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК). Возглавляемая Ф. Э. Дзержинским ВЧК стала грозой буржуазии, обнаженным мечом революции. Опираясь на поддержку всего трудящегося населения, чекисты неусыпно следили за происками врагов, нанося контрреволюции разящие удары.
Окруженная сильными и злобными врагами, Советская Республика не могла существовать без вооруженных сил. «Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться…» — говорил В. И. Ленин{96}. Старая армия, созданная эксплуататорами, не могла служить рабочим и крестьянам. Нужна была новая армия, построенная на принципиально новых основах.
15 января 1918 г. был принят декрет об организации Рабоче-Крестьянской Красной Армии. «В Красную Армию поступает каждый, — гласил декрет, — кто готов отдать свои силы, свою жизнь для защиты завоеваний Октябрьской революции, власти Советов и социализма»{97}.
В ту пору Красная Армия формировалась на добровольных началах. Народ устал от войны. Далеко не все солдаты понимали коренное различие между армией старой и новой, империалистической войной и защитой социалистического Отечества. В ее ряды вступали самые передовые и сознательные представители трудящихся. Советская власть не сулила никаких благ воинам молодых вооруженных сил. Она прямо и открыто говорила о лишениях и невзгодах, которые их ожидали. Но эта правда доходила до сердца простого человека.
Показателен эпизод, рассказанный писателем Петром Сажиным.
Группа коммунистов остановила двигавшийся с фронта под лозунгом «Все по домам!» эшелон. Нужно было уговорить солдат вступить в Красную Армию.
«Эшелон был остановлен. Из вагонов высыпали взлохмаченные, немытые и небритые солдаты в потрепанных шинельках, в сбитой обуви. Злые. Зачем остановили? Война осточертела, а тоска по дому волком грызла душу. Начался митинг. Не успел «быльшавик» окончить речь, как один из солдат в разбитых австрийских ботинках и обношенной шинеленке вышел вперед и зычно крикнул:
— Хочу спросить…
Оратор умолк.
— Скажите, товарищ хороший, какая в энтой Красной Армии обувка будет? Питания какая? И жалования?
Митинг загудел. Раздался хохот, выкрики: «Чего их тут слушать! Пошли по вагонам!».
Агитатор только на миг потерял спокойствие. А когда оно вернулось, вскинул руку и зычным голосом начал:
— Ты спрашиваешь, какая обувка будет?
— Да, — раздалось в ответ.
— Отвечаю, — сказал агитатор. — Босая!
По толпе раздался гул.
— Ты спрашиваешь, — продолжал агитатор, — какая питания будет?
— Ну да.
