злоумышленников мне пришлось бы зайти на Дневную сторону, а Дьюи строго-настрого запретил мне там появляться. Но если прибегнуть к моей магии…
– Слишком опасно. Вдруг тебя услышит другой эдвардианец… – Тревор содрогнулся. – Давай лучше я понаблюдаю. Если кто-то что-то замышляет, я узнаю первым, верно?
– Ты вообще когда-нибудь отдыхаешь?
В ответ он рассмеялся так звонко, что я улыбнулась.
– Мистер Хронос дает мне выходные по воскресеньям, чтобы я отвел бабушку в церковь. В основном я слежу, чтобы она не влипла ни в какие неприятности. Она чем-то напоминает твою Нану. Что на уме, то и на языке.
Пожилая эдвардианская дама, острая на язык. Ну и сочетание.
– У тебя из родных только она?
– Родни у меня много. Две сестры, брат, любопытная мама и тихоня отец. Несколько двоюродных братьев и сестер, правда, не так много, как у тебя. Но мне нравится водить бабушку в церковь.
– Почему?
Он поморщился. Я зря задала этот вопрос. Теперь ему ничего не остается, кроме как ответить.
– Наверное, потому что там тихо. Во время мессы людские мысли полны миролюбия.
Я редко задумывалась над эдвардианской магией. Оказывается, они не могут просто взять и выключить ее по своему желанию.
– Знаешь, я рада, что ты работаешь на Дьюи.
– И я тоже рад, что ты работаешь на него.
– Нет. – Я свернула за угол, Тревор шагал рядом со мной. – Я работаю вместе с ним.
Он улыбнулся, но ничего не сказал.
В столь ранний час приморская набережная напоминала город-призрак. Ни музыки, ни туристов, лишь ветер разносил мусор по мостовой да изредка звякали о корабельный корпус железные цепи. Я огляделась, не в силах отделаться от ощущения, что в сером тумане кто-то прячется, готовясь нанести удар.
Тревор бросил настороженный взгляд туда, где простиралась Дневная сторона. Сквозь утреннюю дымку пробивался свет фонарей. Мы оба знали: там живет враг.
Я плотнее запахнула шаль.
– Есть соображения насчет вчерашней атаки?
– Я лично побеседовал с каждым эдвардианцем, работающим на Дневной стороне. Никто не слышал о плане устранить мистера Хроноса. Единственное необычное событие связано со Страттори. У них пропали без вести несколько ребят.
– Пропали без вести? – переспросила я. – Или сбежали?
Многие из семьи Страттори, едва достигнув возраста, когда можно сесть на паром в одиночку, уезжали на материк, подальше от строгих религиозных правил своей семьи.
– Это один из вопросов, на которые я хочу найти ответ. Благодаря нашей магии на Шармане почти что нет нераскрытых тайн. Стоит только одному из нас подслушать любопытную вещь – и ее узнают все, кто прочитает мысли этого человека. А тот, кто услышит их мысли, тоже все узнает, и так далее по цепочке. Если секрет значимый, он разлетится как лесной пожар. А попытка устранить бутлегера Ночной стороны, кандидата в мэры, – новость более чем поразительная.
Он был прав. Ночная сторона целиком зависела от Дьюи. Везде, от борделей до отелей, клиенты рассчитывали повеселиться всласть, а для этого нужна была выпивка.
– Эдвардианцы способны сохранить секрет? – спросила я, и в тот же миг панический страх скрутил мой желудок. Ведь Тревор знал мою тайну.
Он понимающе улыбнулся:
– При соответствующей тренировке – да. Мы выдадим секрет, только если нас напрямую о нем спросить. Кстати, ты практиковала те упражнения?
– Немного. – Вчера вечером, после ухода Тревора, мы с дядей Вольфом испробовали технику контроля над мыслями. – Для этого и правда достаточно всего лишь напевать про себя?
– Новичку – да. Просто тренируйся с одной и той же песней. Когда будет хорошо получаться, перейдем к более тонким методам.
И тогда я смогу проникнуть на Дневную сторону и посмотреть, чья светонить сильнее всего окрашена чувством вины.
– Сзади идут твои двоюродные сестры.
Действительно, поодаль улицу пересекали Колетт и Милли. Шли они нарочито медленно, словно старались держаться подальше от меня.
– Нет, это не так, – тихо произнес Тревор. – На самом деле они хотят, чтобы ты их подождала.
– В самом деле?
Я замедлила шаг и снова обернулась через плечо. Они все еще были в сценическом гриме, и глаза их явно слипались от изнеможения. Провели еще одну долгую ночь в Доме веселья, пока я сладко спала.
Даже если они пройдут мимо меня, не обижусь.
Тревор постучал себя по голове:
– Помнишь? Я не умею лгать.
Я похлопала его по локтю:
– Одна из твоих лучших черт.
Девушки подошли к нам. Милли подавила зевок:
– Доброе утро, Лакси. Здравствуйте, мистер Эдвардс.
– Мисс Ревелль, – благоговейно произнес Тревор. – Вы сегодня совершенно ослепительны.
В ее усталых глазах блеснула улыбка.
– Приятно, что вы не умеете врать.
– Вы теперь телохранитель Лакс? – спросила Колетт.
– Вроде того. Пока не начались выборы.
До которых осталось двадцать три дня.
Колетт наклонилась ближе:
– А если кто-нибудь подумает: «Почему бы не напасть на нее?» – что вы сделаете?
Тревор с его худощавой фигурой и скромным ростом не выглядел грозным противником.
– Мне велено кричать и поднимать как можно больше шума.
Уголки губ Колетт изогнулись.
– Это, конечно, поможет.
Мы дошли до склада. Тревор придержал дверь, Колетт вошла первой – и ахнула.
Склад был уже перестроен в театр и сверкал великолепием.
Он был не так высок, как Большой шатер, и из него не открывался вид на ночное небо, зато на куполе сверкала искрами огромная звездная карта. Сцена была шире, чем у нас дома, полы в зрительном зале выстелены новыми темными дубовыми досками. Ряды кресел поднимались широкими дугами, глубокий черный бархат поглощал малейшие отблески света, проникавшие через открытые двери. И никакой туалетной вони, лишь слабый запах краски и свежего дерева.
– Когда он успел сделать все это? – вполголоса спросила я у Тревора.
– Начал несколько месяцев назад.
Рискованная затея. А если бы мы не согласились на его предложение?
В глубине сцены стоял Дьюи, ослепительный как всегда, в ладно скроенном черном костюме с печально известными часами в форме бриллианта на лацкане. Он склонился к тете Кэролин, демонстрируя ей механизм для поднятия занавеса, и луч света выхватил багровую шишку у него на виске. Значит, после вчерашних событий он не стал обращаться к Страттори – решил носить свои синяки будто знаки отличия.
Колетт и Милли пошли осматривать кресла в ложах, как вдруг кто-то шагнул за занавес и скрылся из глаз. Не узнать эту внушительную фигуру было невозможно. Дядя Вольф. После вчерашнего нападения у нас не было ни минутки, чтобы поговорить с ним.
Я скользнула вслед за ним за кулисы, прошла по лабиринту пустых комнат. Освещение тут еще не провели, и гримерки тонули в безмолвной, призрачной темноте.
– Дядя Вольф! – окликнула я.
За одной из дверей послышалось тихое сопение.
Я пошла на звук, прекрасно осознавая, как легко злоумышленникам спрятаться здесь и схватить меня. Но Тревор, скорее всего, отслеживал все мои мысли, да и семья была рядом – стоит только закричать.
– Дядя Вольф!
– Тут я, – прогудел его голос.
Я нашла его в гримерке. На полу сидела Нана и плакала. Он беспомощно опустился на корточки рядом с ней. Дядя Вольф был прекрасным импресарио, честным, организованным, умудрявшимся раз за разом удерживать наш театр на плаву, однако эмоциональная отзывчивость ему была не свойственна.
– Что случилось? – Я обняла бабушку, устояв перед искушением снять ее боль магическим путем. Если не считать безобидных розыгрышей, мы никогда не пытались зачаровать своих.
– Она уже час здесь сидит. – Дядя Вольф стер с висков остатки белой пудры – следы вчерашнего представления. Мне, похоже, единственной из Ревеллей удалось урвать хоть несколько часов сна.
– Мы тут сами разберемся, – сказала я ему и погладила бабушку по спине.
Он с облегчением встал. Под его глазами залегли темные круги.
– Ты как? В порядке?
После вчерашнего нападения? После попыток найти подход к Дьюи? Зная, что Хроносы на нас охотятся? Но я лишь улыбнулась. У дяди Вольфа хватает своих забот.
– Всё в порядке.
Когда его шаги стихли, я погладила мягкие белоснежные волосы Наны.
– Что случилось?
– Напрасно мы это затеяли, – прохрипела она. – Не следует нам вмешиваться в выборы. И уж тем более работать на одного из кандидатов!
