дверь клетки, зверек полетел пулей по мху и по трассе, вплоть до ловушки, установленной в конце. Затем мы извлекли бурундука, который корчился и извивался, и стали рассматривать его. К шерсти на брюшке и к влажным розовым лапкам прилипли кусочки зелени. Эврика! Вот они, переносчики выводковых веточек: не вода, ветер или слизни, а бурундуки. Ступая на щетинистые выводковые веточки, они ломают их, крошечные листья, как репейники, цепляются за шелковистый мех и падают там, где проходит зверек. Мы выразили нашему бурундуку горячую благодарность и отпустили его в лес, дав зверьку ядрышко арахиса.
Возможно, вы замечали, что спешащие по своим делам бурундуки редко ходят по земле, предпочитая прокладывать сложные маршруты по камням, пням, деревьям, словно играют в детскую игру «не касайся земли». В лесу скоростными дорогами для них служат бревна. День за днем мы наблюдали, как бурундуки спокойно путешествуют по нашему бревну, покрытому Dicranum flagellare. Каждый зверек ступал на него по многу раз за день, курсируя между местом кормежки и безопасной норой. Периодически они застывают на месте и смотрят вокруг себя блестящими глазами: нет ли поблизости хищников? Мы заметили, что во время этих остановок с поверхности бревна вниз летят частички мха — так отлетает прочь гравий во время резкого торможения машины. Похоже, бурундуки в ходе своих ежедневных перемещений проделывают просветы в моховом покрове, как автомобили — выбоины в дорожном покрытии. И во время каждого похода с их лапок срываются зародыши Dicranum flagellare. Мы нашли недостающий кусок пазла. Вот почему Dicranum flagellare встречается только на верхней части бревен, только там, где пробегают — туда-обратно — бурундуки, создавая условия для обитания этого невысокого мха. Как удивительно жить в мире, где порядок складывается из множества мелких событий, кажущихся случайными совпадениями.
Рано или поздно поваленное ветром дерево становится мшистым бревном, затем случается буря, и бревно покрывается целой мозаикой мхов: всё это — проявление той динамики, что создала целый лес. Сильнейший ветер валит деревья, но он же разносит семена осины, из которых вырастет новый древесный массив. Зеленые споры Tetraphis покрывают оголенный участок на боку бревна, там, где отвалилась его сгнившая часть. Желтая береза без шума поселяется на участке, освобожденном упавшим деревом, а Dicranum flagellare находит небольшие прогалины в верхней части мертвого ствола. Каждый найдет себе дом, пазл сложится — все его фрагменты одинаково важны. Нарушение и восстановление плюс упорная работа — этот цикл раз за разом повторяется в микромасштабе. Это история мхов, грибов и бурундуков, чьи судьбы переплетены друг с другом.
Мхи в городе
Если вы живете в городе, вам не надо ехать в отпуск, чтобы увидеть мхи. Конечно, их намного больше на вершине горы или на порогах реки, где вы любите ловить форель, — но всё равно они живут рядом с нами. У городских мхов есть немало общего с горожанами: они сильно разнятся между собой, прекрасно адаптируются к условиям обитания, устойчивы к стрессам и загрязнению, хорошо чувствуют себя, несмотря на темноту. И много путешествуют.
Город предоставляет мхам множество сред обитания, причем некоторые довольно редко попадаются в природе. Есть виды, куда более распространенные в рукотворном, чем в естественном окружении.
Grimmia не делает различий между гранитной скалой в Белых горах и гранитным обелиском в парке Бостон-Коммон. Известняковых утесов в природе мало, но в Чикаго они есть на каждом углу — на их колоннах и карнизах уютно устроился мох. В статуях есть всевозможные влагозадерживающие ниши, где в изобилии растет мох. Прогуливаясь по парку, загляните в складки ниспадающего плаща какого-нибудь генерала, сидящего на пьедестале, или в волнистые мраморные локоны Фемиды у здания суда. Мох принимает ванну, расположившись по краям наших фонтанов, и забивается в буквы наших надгробий.
Экологи Даг Ларсон и Джереми Лундхольм вместе со своими коллегами предположили, что стрессоустойчивые сорные растения, которые делят с людьми городские пространства, возможно, являются нашими спутниками с первых дней существования человеческого вида. Выдвинув гипотезу «городских скал», они отмечают поразительный параллелизм между флорой и фауной природных скал и вертикальных стен в городах. Многие виды сорняков, мышей, голубей, домовых воробьев, тараканов и других растений и животных эндемичны для экосистем скал и осыпных склонов. Неудивительно, что все они охотно селятся рядом с нами в городах. Это относится и к городским мхам, многие из которых — типичные обитатели скальных обнажений, природных или рукотворных. Мы склонны пренебрежительно относиться к флоре городов, считая ее жалким собранием растений-отщепенцев, вторичных видов, возникших относительно недавно, с бурным ростом городов. Гипотеза же «городских скал» гласит, что связь между людьми и этими видами могла установиться очень давно, еще до появления неандертальцев, когда и те и другие находили убежище в пещерах и скальных расселинах. Создавая города, мы привнесли в них элементы дизайна, характерные для скальной среды обитания, и наши спутники последовали за нами.
Конечно, городские мхи — совсем не то что лесные, эти мягкие коврики из перьев. Из-за суровых условий городской жизни они выглядят как небольшие подушечки, плотные дерновинки грубы, как места их обитания. На тротуарах и оконных переплетах мало влаги, и растения мха быстро высыхают. Чтобы не допустить этого, они сбиваются в тесные группы: та скудная влага, которая им доступна, делится между побегами и удерживается как можно дольше. Ceratodon purpureus образует настолько густонаселенные колонии, что при высыхании они напоминают кирпичики, а при увлажнении — зеленый бархат. Ceratodon чаще всего можно встретить там, где есть гравий, например на краю парковки или на крыше. Я видела его даже на проржавевшем старом «шевроле» и списанных железнодорожных вагонах. Каждый год он дает плотную копну пурпурных спорофитов — их не спутаешь ни с какими другими, — и те посылают споры на новые оголенные участки.
Но самый вездесущий из мхов, будь то в городе или других местах, — это Bryum argenteum, бриум серебристый. Во всех своих путешествиях я встречала Bryum: на нью-йоркском асфальте, на черепичной крыше в Кито, которую увидела из своего окна на другой день после приезда. Споры Bryum — неизменная составляющая воздушного планктона, облака спор и пыльцы, которое странствует по всему миру.
Вероятно, вы наступали на миллионы спор Bryum, не замечая этого, так как трещины в тротуарах чаще всего заполнены именно этим мхом. После дождя или проезда поливальной машины вода задерживается в крохотных каньонах — расселинах в покрытии. Трещины, полные
