class="p1">Качаю головой и одеваю детей. Нужно сходить в магазин и заодно погулять. Район у тети хороший, все рядом, плюсы есть. Даже погода начала налаживаться, как будто чувствует, как она мне не нравилась в последнее время.
Выхожу из подъезда, попутно прихватив список продуктов, оставленных тетей. Она с раннего утра уехала на дачу, собирается привести все там в порядок и навестить соседа. Очень ей хочется Никиту и Сонечку отвезти на природу, на солнышке погреться. Как будто в этой широте можно отогреться.
Но снова я мыслю не в ту сторону. Три месяца была на позитиве, пусть и не всем довольна, но все же сохраняла позитив. А тут словно Глеб меня покусал.
— Доброе утро, Оля, детки. Вчера получилось не очень удачно, попробую сегодня.
Резко останавливаюсь и смотрю на Глеба, словно выросшего из — под земли. Только его не было, а тут он уже нарисовался. Не иначе силой мысли привлекла.
— Доброе, — настороженно отвечаю и объезжаю Глеба коляской.
Никакого желания оставаться и разговаривать у меня нет. Меня — то он не будет бить, как Егора, но веры в то, что у нас может получиться адекватный разговор, у меня нет.
— Куда направляетесь? — а мой недомуж не унывает, за нами топает, как ни в чем не бывало.
— На кудыкины горы воровать помидоры, — от вредности на ум приходит детская присказка.
— Замечательное направление, с вами пойду, по помидорам соскучился, — подхватывает Глеб, не сдаваясь.
Я на это только выгибаю правую бровь, а еще про себя отмечаю, что дети никак не отреагировали на встречу с родным папой. Почему — то от этого становится немного грустно, частично чувствую себя виноватой. Глупо, конечно, но все же.
— Помидоры лучше дома покупать, а не тут. В этом холоде ничего своего не вызревает, а покупное дорогое, — произношу банальщину лишь бы отвлечь себя от грустных мыслей.
— Хм, тебе лучше знать, это ты местная, — хмыкает Глеб.
— Да, это точно, — кривовато улыбаюсь.
Надо бы спросить, что недомужу надо, но не хочется портить себе настроение. Он просто идет рядом, не пристает, не ругается, устала я от него вчера. Ничего он уже не исправит, а время на принятие новой реальности нужно всем.
Что мне действительно интересно, так это что у него с работой. Как так Глеб праздно прогуливается где — то, на него это непохоже. Помню его обвинения в том, что я испортила ему карьеру, но не верится, что он ничем так и не занялся. Да и не могла я быть причиной увольнения, наверняка он тогда преувеличил.
Зато мозг активно генерирует картинки с воспоминаниями всех тех моментов, когда я страдала из — за Глеба. Настроение стремительно портится, и становится неуютно идти рядом с ним пусть даже и молча.
— Что ты делаешь, Глеб? — резко останавливаюсь. Благо, мы как раз идем по боковой аллее сквера, людям не мешаем. — Зачем ты снова пришел? Решил отомстить мне за все, что я якобы тебе сделала? Собираешься каждый день мозолить мне на глаза и портить настроение?
43
Глеб тоже останавливается, разворачивается ко мне и смотрит так серьезно — серьезно, но молчит. Проходит несколько секунд, я уже думаю продолжить путь, а он заговаривает.
— Наверное, хотел убедиться, что нашу разбитую чашу действительно не склеить, и отцом стать хотел попробовать.
— Удивительно, но я слышу от тебя что — то адекватное. Как будто вчера ко мне приходил совсем не ты, а твой злой брат — близнец. Может, я чего — то не знаю, и такой родственник у тебя все же есть? — грустно улыбаюсь. — Это бы меня, наверное, обрадовало. Можно было бы списать все плохое на него, а тебя представлять хорошим отцом двойняшкам, которые тебя по факту и не помнят.
От моей последней фразы Глеб нервно дергается, как от пощечины. Внимательно наблюдаю за ним, подсознательно жду, когда он начнет привычно плеваться ядом. А он продолжает удивлять и все никак не начинает исторгать из себя гадости.
— Но ведь это было бы неправдой, — усмехается Глеб, — я не могу быть хорошим папой, я до сих пор себя папой даже не ощущаю, так, донором биологического материала разве что.
— Да, ты не хотел детей, я надавила, — соглашаюсь. — Зачем мы с тобой держались друг за друга, Глеб? Зачем были вместе столько лет?
— Любовь? — мой недомуж кривит рот. — Страсть? Общие цели в жизни. По началу мы с тобой очень даже совпадали, как инь и янь. Гораздо позже я так и не пересел в новый поезд, а ты сошла с того, где людей интересует лишь карьера.
— Да, и в итоге я уже, считай, без декретных выплат зато с сохранением рабочего места еще на целых полтора года. Но я на выбранный поезд не жалуюсь. Сама виновата, полагалась полностью на тебя в материальном плане. У тебя, кстати, как с работой? Вернулся или нашел что — то другое? Я помню, ты обвинял меня в скандале из — за фотографий, но я надеюсь, что ты как всегда преувеличивал.
— Да, я смог вернуться, хоть и не на прежние вершины, — напряженно отвечает Глеб.
Извиняться он, конечно, не собирается, хоть в этом все стабильно. Впрочем, и я не буду. И без того за годы жизни с ним во мне выработался комплекс вины за все на свете. Даже когда ничего не происходило, на подсознательном уровне я заранее была готова взять ответственность за возможные неудачи на себя.
— Это радует, — киваю, — мне алименты сейчас совсем не помешают, я бы даже сказала, что они решат мои основные проблемы. У тебя официальный заработок, с ним мы справимся.
— Так вот к чему весь этот милый разговор, да? — злится Глеб. — Думаешь, как бы проблемы свои решить за счет меня! А могла и вовсе не разводиться и не думала бы об этом!
— Ага, и терпеть слова твоей матери о том, что я никто и зовут меня никак, подспудно ожидая, что она вот — вот придет и выгонит меня своей поганой метлой, — я тоже ожесточаюсь и инстинктивно поворачиваю коляску в противоположную сторону от недомужа.
— Да не трогала бы она тебя сейчас, — кривится Глеб, — ей не до того, она лечение проходит.
— Извини, не знала. Желаю, чтобы Анна Николаевна поскорее выздоровела, — искренне произношу, я ж не злыдня какая — то.
— Ха, поскорее, — Глеб странно реагирует на мои слова, — это вряд ли.
— Главное, верить, — пытаюсь его подбодрить, но Глеб только сильнее злится.
— Давай не
