Книга Егерь - Евгений Ильичёв

Герман проводил девушку пристальным взглядом, но ничего не сказал.

— Что ж, — обратился он к технику, — давай приведем в порядок нашего гостя, а заодно объясним причины его временного заточения.

Мы прошли в грузовой отсек. Оан, не особо церемонясь, грубо поднял Грижу с пола. Герман одним точным движением разрезал на руках сотрапезника веревки и сказал:

— Надеюсь, ты понимаешь, почему нам пришлось действовать столь радикально?

— Кнес в любом случае узнает об этом, — потирая затекшие руки, ответил Грижа. — Но если вы вернете мне мое оружие, я, быть может, не стану настаивать на вашей публичной казни.

— Думаю, это решать не тебе, сотрапезник, — так же холодно ответил Герман. — Великий кнес не ради развлечения послал за нами. У меня есть то, что важнее его оружия и планов на будущее.

Грижа хрипло рассмеялся:

— У вас больше ничего нет на этой земле. Ваш курень вам более не принадлежит, насколько я понимаю.

Герман взглянул на Оана. О взрыве на озере Грижа знать не мог, а потому, скорее всего, считал, что базу просто-напросто захватили. Словно прочитав мысли егеря, сотрапезник позлорадствовал:

— Но в одном ты прав, человек с небес. Кнесу действительно есть что предложить вам.

Герман молча открыл перед сотрапезником гальюн:

— Приводи себя в порядок. Через десять минут выдвигаемся. Оружие получишь перед выходом.

На встречу с кнесом пошли Герман, Мария и Оан. Меня после недолгих раздумий Герман тоже решил взять с собой.

— Думаю, самое время приучать кнеса к мысли, что мир отныне будет стремительно меняться, — сказал он Марии, выступившей против моего визита в крепость.

За старшего на «Ермаке» остался Саша Репей. Пока егеря облачались в свои скафандры, Мария инструктировала пилотов на случай, если нас откажутся выпускать, а затем, укутав меня в свой медвежий полушубок — подарок кнесенки Викки — она и сама облачилась в свой скафандр.

Мы вышли из Ермака, как только улегся снежный вихрь, поднятый нашим антигравом. Встречали нас двое вооруженных сотрапезников. Грижа первым спустился по рампе и отдал какой-то приказ одному из них, тот бросился выполнять. Грижа обернулся к нам и, словно сменив сценический образ, из пленного превратился в надзирателя. Он дотошно провел досмотр на предмет наличия оружия, хотя еще минуту назад своими глазами видел, что никакого оружия мы с собой не брали. Марию жуткий опричник досматривал, как мне показалось, с особым пристрастием, но девушка находилась в герметичном скафандре, а потому близость сотрапезника у нее никаких особых эмоций не вызвала. Отыграв свой спектакль, Грижа кивком пригласил идти за ним.

Герман и Мария шагали уверенно — чувствовалось, что они уже не раз шли этой тайной тропой в крепость. Оан держался особняком чуть поодаль нас и постоянно озирался, впрочем, как и я сам. Для нас обоих визит в крепость был в новинку. Не знаю точно, на что именно обращал внимание техник, но меня самого впечатлили размеры сооружения. Конечно, я и так понимал, что крепость огромна. Размаху, с каким сотрапезники главной цитадели Пустоши подошли к строительству я подивился еще на «Ермаке». Но мое первое впечатление не шло ни в какое сравнение с эмоциями, которые я испытывал, петляя по бесконечным лабиринтам тоннелей и лестниц. Шли мы довольно долго, то выбираясь на морозный воздух крепостных стен, то вновь ныряя в бесконечные недра деревянных построек. Для меня была непостижима мысль, что все это великолепие было когда-то воздвигнуто руками сотрапезников. Вдруг кольнула мысль: «А их ли руками?» Если учесть то, что мне рассказывали о мироустройстве Великой Пустоши Козырев и Мария, я начинал подозревать, что за все эти многоэтажные постройки и бесконечные лабиринты, вырубленные в вечной мерзлоте, была заплачена дорогая цена. И цена эта измерялась не рубалями, а сотнями, если не тысячами жизней моих родичей — кореллов.

Мои дурные предчувствия усилились, когда я заметил в одном из переходов торчащие прямо из стен и подмытые грунтовыми водами человеческие кости, вмурованные прямо в породу. Оан, шедший за мной, не стал щадить мой детский разум и прокомментировал увиденное:

— Да, малыш, человеческие кости — отличный материал для армирования стен. Проходчики, должно быть, гибли в этих лабиринтах сотнями, не было никакого смысла эвакуировать их тела. Закапывали на месте и продолжали работу.

Я поежился, представив эту картину, но долго ужасаться мне не позволил суровый сотрапезник, замыкавший нашу процессию. Он довольно бесцеремонно ткнул Оана в спину дулом своего ружья, и мы поспешили нагнать наших спутников.

Еще находясь под впечатлением от увиденного, я внезапно обнаружил, что наша группа остановилась в каком-то небольшом помещении. Тут Грижа разоблачился и повесил свою шубу. Надев висевший здесь же кафтан, он открыл перед нами тяжелую деревянную дверь. По глазам ударил яркий свет. Щурясь, мы вышли в шумный просторный зал, заставленный огромными столами. Десятки богато одетых сотрапезников разом обратили свои взоры на нас. Во главе стола восседал немолодой мужчина, на голове которого я увидел золотую корону.

«Сам кнес Владеймир!» — изумленно подумал я и, сам того не ожидая, рухнул перед властителем на колени.

— Игорь, вставай немедленно, перед князьком позоришь, — прошипел мне Герман, но я и не думал его слушать, боясь кары высокородного властелина Великой Пустоши.

Во мне тогда говорили инстинкты, которые любой корелл, служивший сотрапезникам сызмальства, приобретал довольно быстро. Неоказание должных почестей члену кнесовой семьи или знатному сотрапезнику каралось жестоко. Несмотря на мой юный возраст, я не единожды был свидетелем изуверских порок своих сородичей, по неопытности или незнанию не слишком низко поклонившихся кнесовой челяди. В прошлую зиму, к примеру, в курене насмерть засекли одного могучего корелла, который супротив воли богов не стал падать на колени перед сборщиком налогов, ограничившись лишь поясным поклоном. Ежегодному визитеру достаточно было кивнуть в сторону провинившегося, как того тотчас скрутили и привязали к позорному столбу посреди куреня. Сёк его сам Курьма и, несмотря на то, что провинившийся корелл был лучшим землепашцем и самым сильным его работником, вынужден был засечь того до костей, лишь бы показать остальным рабам наглядный пример должного повиновения.

— Вставай, юнга, — прошептал мне на ухо Герман, присев рядом со мной на одно колено. — Ты часом не забыл, что больше не безвольный раб, а егерь?

Но без дозволения великого кнеса я и не думал подниматься с колен. Это было выше моих сил.

— Тебе следовало бы поучиться манерам у своего раба, Герман, — рассмеялся кнес. Его властный хриплый голос раскатом грома пролетел по залу, заставив умолкнуть всех присутствующих, а меня еще сильнее скукожиться.

Герман поднялся во весь свой рост и громко поприветствовал кнеса:

— Здрав будь, кнес Владеймир, сын Гарача Великого. Здравы будьте и вы, жители Чарской кнежити.

— Можешь поднять своего раба, — великодушно повелел кнес. — Этот пир в вашу честь. Займите место супротив меня. Хочу видеть ваши очи.

Герман наконец отодрал меня от пола. Нас усадили за стол напротив кнеса и подали кушанья. Гости вновь загомонили, и тронный зал наполнился множеством разноголосий. Кнесу понадобилась лишь доля секунды, чтобы распознать во мне невольника-корелла. Неужели мы так сильно отличаемся в их глазах от сотрапезников?

Несмотря на то, что во мне признали раба, блюда перед нами поставили одинаковые. Герман после рассказал мне, что я сам себя выдал, оказав великому кнесу почтение. «Раб до тех пор остается рабом, — сказал он мне, когда мы оказались наедине, — покуда сам считает себя недостойным».

Меж тем, насытившись, гости расшумелись не на шутку. Их совершенно не волновал тот факт, что кнес сам объявил причиной торжества наше прибытие. На нас они, казалось, вообще не обращали никакого внимания, и гул в зале с каждой минутой усиливался. Воспользовавшись моментом, Грижа подошел к кнесу и долго что-то нашептывал своему правителю, периодически косясь на нас. Кнес внимательно слушал своего верного опричника, но выражения лица не менял.

При виде такого богатого стола у меня где-то пониже ребер непроизвольно защекотало. Еда егерей, хоть и казалась мне подарком самого Жии, все же ни в какое сравнение не шла с кнесовым застольем. Бесчисленные мясные блюда, предложенные нам, казались