ли.Первым слово на совете взял по своему княжескому старшинству Товтивил, Эварт-криве предпочитал пока помалкивать, хотя Внуков не сомневался, что сказать тому есть что. Племянника Миндовга вряд ли кто мог упрекнуть в красноречии, но по мысли, казалось, все было правильно:— Так, давайте кое о чем условимся сразу, други, — сжатые кулаки беглого князя лежали на коленях, было видно, что он с трудом сдерживает клокотавшую ярость. Тем не менее, говорил Товтивил вполне спокойным голосом и с каждым произнесенным пунктом отгибал один палец на левой руке. — Первое: нас никого при сем событии, — поморщился, — не было. Что до вашего участия, которое никак не скрыть — не надо пока Федору, — кивнул на Андрея, — на люди казаться. Пусть все так и думают, что убит или полонен княжич.Помолчал Товтивил, продолжил спустя долгую минуту:— Второе. Думаю, немцы по пути в Полоцк засады расставили. Не на тебя, — положил правую руку на плечо Внукову, успокаивая, — тебя они и впрямь мертвым видели сами, а вот гонцов перехватывать попытаются. Но есть в здешних лесах и болотах разные тропы. Некоторые укромные дорожки я и сам знаю, а с другими, потаенными, нам Лукоте поможет. Потому что вести надо слать не только князю Константину. Третье, — Андрей почувствовал, как напряглась Товтивилова рука. — Третье — ты видел, кто Вайву увез. Кто он?— Мне он не ведом, — Внуков был абсолютно честен. Очень многое в этом мире было ему пока не ведомо. — Одет был отлично ото всех. Те, остальные, были все в черном. А этот... Не разряжен, как петух, конечно, но нарядный. И не воинский доспех на нем был, хотя и оружный, — Лукоте качнул головой, подтверждая слова княжича.— Так вот, третье: Вайва — дева приметная, надо пару человек по следу послать, понять, куда этот... — повторил интонацию Андрея, — ее повез. Так думаю, что в Кенигсберг, в замок орденский, в этом деле все немецким духом пропахло, но проверить следует, может, совсем в другую сторону, а может, есть у него какая захоронка где-то поблизости. Если так, так куда меньше шуму случится, когда мы их найдем.Андрей отметил про себя, что Товтивил сказал не «если», а «когда найдем», впрочем, и сам он был уверен, что даже в этом сонном патриархальном мирке спрятать человека так, чтоб не найти, достаточно сложно. Тем более, с его навыками, да при наличии таких спутников — просто помощниками Внуков назвать их никак не мог: как-никак целый князь, пусть и без княжества, доверенный боярин и видный жрец. Да и Федор тоже — не с бугра шишка, второй сын владетеля полоцкого.Даже какая-то странная аллюзия появилась — вот тебе, ага, Д’Артаньян, аж целых три мушкетера в подмогу, чтобы выручить Вайву-Констанцию: Атос-Товтивил, со своими темными историями в прошлом; Арамис-Лакоте — лицо, как-никак, духовного звания; единственное, что не тянул, кажется, Терентьевич на Портоса в части физической мощи, зато — не сомневался в том Андрей — в честолюбии да чревоугодии навряд ли этому герою Дюма уступит. Так что — давай, дерзай, Д’Андрей, так сказать, как там в исполнении Боярского — «тысяча чертей»! Хотя правильнее в сложившихся обстоятельствах называться придется, скорее, «де Федором», да и не чертей тысяча, а каких-нибудь мелких местных велнясов...
Глава 9
в которой Вайва остается в плену в Кенигсбергском замке, а Пелюша раздумывает, как и куда ловчее потратить полученное после бойни серебро
Вайву оставили все-таки действительно в Кенигсбергском замке — Пелюша получил за нее недурные отступные, которые, впрочем, как поспешил заверить его в отдельном разговоре Альбрехт Мейсенский, имеют характер сугубо временный. Только, мол, на тот период, пока госпожа Кесгайлювен — комтур предпочитал именовать пленницу по ее девичьей фамилии — будет находиться здесь «на правах его гостьи». Что имел в виду под этими словами орденский начальник, Сквайбутис понимал, надо сказать, не очень; но и перспектива таскать за собой еще одну девицу, которую к тому же придется где-то прятать...
«Нет, пусть этот клятый немец укрывает ее у себя, так всем будет проще. Как он тут с ней намерен забавляться, мне знать не следует», — решил князек, взвесил на руке тугой кошель с серебром и направился к выходу, заранее прикидывая, куда отправиться, потому что путь обратно в Новогрудок распоряжением самого владетельного Миндовга ему был точно заказан. А деньги — комтур ясно дал понять, что тратить их можно невозбранно, отчета никто требовать не намеревался.
«Герцог литовский» невольно приосанился и постарался придать походке величавость, но миновав у входных ворот охрану, припустил к маявшимся у коновязи Юманте с Янеком едва ли не вприпрыжку. Но лицу все же успел придать выражение скорее похоронное, чем возбужденно-радостное, что — ой, как просилось! Бортникова дочка, выписывавшая носком высокого ботинка какие-то вычурные вензеля в пыли, подняла на приближавшегося князька загоревшиеся алчностью глаза, у Янека же вид после всех дорожных приключений был донельзя сонным.
Пелюша удачно с первого раза вскочил в седло и почти скомандовал — «едем, мол...», как вдруг задумался, а куда путь держать теперь с этим сокровищем? Вернее, сразу с двумя сокровищами, ежели полагать за второе Юманте. И тут же следующая мысль осенила — да, точно! Надо вернуться на тот клятый постоялый двор, где Сквайбутису гадали по соли и пиву, разыскать того клятого... как его там? А, Вайдотаса! Да и вызнать у вещуна, что за намеки он наговаривал Пелюше в дорогу, и кого с таким же именем, как у самого князька, встречал ранее.
Сквайбутис объявил вслух о своем решении и почти тут же тронул коня, Янек привычно пристроился рядом с седлом, лошадь Юманте неспешно потрусила следом. Вообще-то князек рассчитывал погостить в замке дней с десяток и дождаться именно здесь вестей о судьбе
