ту, кто будет ненавидеть меня не меньше, но будет лучше скрывать обман.
Ота опять сел на свой стул. Он почувствовал, как его лоб сморщился. Если бы он не так сильно устал, ему бы не пришлось так долго обдумывать слова Даната.
— Ты… — сказал Ота, остановился и начал заново. — Ты говоришь, что не хочешь жениться на Ане?
— Мне кажется, я бы смог. Я бы точно смог, если бы она не сделала то, что сделала. Но я провел всю ночь, обдумывая это дело, и я не вижу способа.
— Зато я вижу, совершенно отчетливо. Высшие семьи устраивали свадьбы с тех пор, как стали высшими семьями. Это держит их вместе. Доказывает доверие.
— Но ты поступил иначе. Ты был хаем Мати и мог бы иметь дюжину жен. Но не имел. И даже после того, как горячка унесла маму, ты не женился во второй раз. Хотя должен был. — Данат задумался и продолжил: — Ты можешь сейчас. Ты можешь взять одну из этих девушек в жены. Жениться, например, на Ане-тя.
— Ты хорошо знаешь, что я не могу. Человек моих лет будет делить кровать с девушкой? В этом увидят не брак, а распущенность.
— Да, — сказал Данат. — И если поставить меня на твое место, то изменится только вид, а не сущность. Я готов сделать все, что угодно, лишь бы помочь. Ты это знаешь. Я мог жениться на незнакомке и сделать для этого все возможное. Но я не смогу стать отцом ребенка, если девушка этого не хочет.
— Не будь идиотом, — сказал Ота и сразу понял, что ошибся. Улыбка сына превратилась в маску — холодную, ясную и твердую как камень. Ота поднял руки, приняв позу, что берет слова назад, но Данат проигнорировал ее.
— Я не сделаю то, что в глубине души считаю неправильным, — сказал Данат. — И если это единственный способ нас спасти, тогда мы не стоим спасения.
Ота смотрел, как юноша уходит. Можно было привести тысячу доводов, перефразировать предмет тысячей способов, сделать что-то другое при тех же обстоятельствах. Ни одно из этого ничего не изменит. Ота дал своей голове опуститься на руки.
Было время, когда Ота был молод и мир был, ну, если не простым, то, по меньшей мере, надежным. Прошедшие десятилетия и опыт заставили его убедиться, что не все разделяют его чувство правильного и неправильного. До того, как боги вышибли из него это убеждение, он мог бы занять ту же позицию, что и Данат. Делать то, что, как он считал, было правильным, и страдать от последствий, какими бы ужасными они ни были.
Если бы только его дети меньше походили на него.
Должен быть способ. Все это наполовину мертвое месиво можно спасти. Он только должен понять, как.
Спорящие голоса наполняли коридоры, пока он шел через дворцы. Над ним насмехались колонны, завернутые в праздничные одежды. Неуверенные неискренние взгляды встречали его собственный; он не обращал на них внимание. Из-за тяжелого воздуха летних городов по спине Оты бежал пот, ему казалось, что к лицу прижали мокрую одежду. Есть способ все это спасти. Он только должен найти его.
Его ждали письма и просьбы об аудиенции, стопка бумаги высотой с его руку. Он не обратил на них внимание и послал слуг за свежей бумагой и охлажденным чаем. Он сел за рабочий стол, блестящий бронзовый кончик пера на мгновение завис над чернильным бруском, давая ему время подумать, и Ота начал:
Киян-кя…
Ну, любовь моя, все уплыло, как плетеная рыбачья лодка. Ана не хочет Даната. Данат не хочет Ану. Я оказался хозяином самого худшего собрания в истории, если не считать пораженных карой небесной. Мне кажется я только одно сделал хорошо — не стал сражаться с нашим сыном, когда он уходил от меня. Я, как и все, чувствую, как закончилось все, что происходило раньше, и один боюсь того, что произойдет потом. Мы не выживем, любовь моя. Хайем и Гальт тонут, мы так близоруки и глупы, что каждый из нас готов умереть, если это означает, что другой бастард тоже пойдет ко дну.
Я не имею в виду Ану или Даната. Они молоды, смелы и глупы, как все молодые и смелые люди. Я имею в виду ее отца. Папаша Дасин просто радуется, глядя на это несчастье. Мне кажется, что и при моем дворе есть немало тех, кто думает точно так же.
Любовь моя, в этом деле есть две стороны. Но не те две стороны о которых мы думаем, не Хайем и Гальт. Это люди, которые любят прошлое, и те, которых заботит будущее. И я должен перетащить Даната и Ану из одного лагеря в другой, хотя одни боги знают, как я могу это сделать.
Ота перестал писать, что-то сдвинулось в его мыслях. Он чувствовал себя так, словно Киян была жива и говорила с ним из соседней комнаты, но так тихо, что он не мог разобрать слова. Он положил перо и закрыл глаза.
Склонить Ану на свою сторону. Он должен склонить Ану на свою сторону.
— О, — сказал он.
— Иссандра-тя. Спасибо, что вы пришли. Я думаю, вы знаете моего сына, — сказал Ота.
Солнце коснулось холмов к западу от Сарайкета. Теплый воздух, благоухающий запахом вечерних роз, лился через распахнутые окна. На низком лакированном столе ждало маленькая трапеза из сыра, сушеных яблок и сливового вина. Иссандра Дасин встала с дивана и приветствовала вошедшего Даната.
— Иссандра-тя, — сказал Данат и вернул ее приветствие.
— Данат нуждается в вашей помощи, — сказал Ота. Данат удивленно посмотрел на него. — Как вы сами видите, ваша дочь убедила его, что неправильно жениться на женщине, которая этого не хочет. Я могу поспорить с этим, сказать, что это меньшее зло, но если мы двое будем работать вместе, проблему можно решить.
Иссандра вернулась на свое место и вздохнула. Она выглядела старше, чем при их первой встрече.
— Это будет не просто, — сказала Иссандра.
— Что именно будет не просто? — спросил Данат.
— Ухаживать за моей дочкой, — сказала Иссандра. — А как ты думаешь, о чем мы разговариваем?
Ота положил кусочек сухого яблока в рот, пока Данат мигал. Слова застряли у мальчика на языке, так и не родив предложение.
— Теперь тебе будет казаться, что любая другая девушка тоже тебя ненавидит и лжет об этом, — сказал Ота тоном человека, объясняющего решение простой задачи по механике. — Ана — мы все это точно знаем — не собирается скрывать свои чувства. Если она выберет
