еще молодая, ну и приземлилась на обе коленки. Болели ужасно… Пора уже возраст свой знать и потихонечку спускать на тормозах прыть. А ведь хочется, конечно, прожить еще лет десяточек, посмотреть, что будет в России, будет ли она по-настоящему новой.
Но я в Россию уже никогда не вернусь. Моя мечта — закончить свои дни в монастыре. Каждый день хожу к мессе. Опять и опять убеждаюсь, что ничего прекраснее религии не было в моей жизни. С такой семьей, как моя, с такой жизнью, как моя, я давно была бы раздавлена. До сих пор как-то выкарабкиваюсь благодаря только Богу».
На этом, собственно, интервью и закончилось. Лишь еще один вопрос был задан: «Светлана Иосифовна! Ваше интервью будет показано в России. Может быть, вы что-то хотите сказать соотечественникам?»
Она надолго замолчала. Неожиданно, как говорят телевизионщики, стали «бликовать» глаза: увлажнились слезой: «Не могу. Сейчас разревусь…»
Мы расстались, как нам показалось, друзьями. Обменялись адресами. Обещали передать ей с оказией кассету с готовым фильмом о ней, что, конечно же, сделали. Несмотря на то что это интервью многократно было показано по российским центральным каналам, отправлено за рубеж, мы, конечно, с нетерпением ждали именно ее реакции. И вот получили письмо.
Из письма Светланы Аллилуевой авторам:
«Дорогие Ада и Миша! Программа мне очень понравилась. Я уже знаю от моей двоюродной сестры Киры, что и в России она прошла удачно. Написали мне и другие люди, что очень хорошо получилось. За это я вам обоим очень и очень благодарна. Как в телевидении могут все испоганить, мне слишком хорошо известно…
Каждый даже заочный контакт с Москвой стоит мне года жизни. Я потом не сплю, давление прыгает вверх, на всех бросаюсь «как бульдог» — говорит моя Оля. И вообще все эти обмены мнениями для меня далеко не абстрактны: это моя жизнь, моя семья, мои родители (уж какие они были, такие и есть, мы ведь не выбираем, кто получше).
В Россию я не поеду до смерти теперь уж. Хватит, насмотрелась. Книги мои выйдут даже после смерти автора. В этом я не сомневаюсь. Участвовать в политике не хочу и не буду. Пускай ругают — не впервой.
Целую вас обоих. Ваша Светлана».
Сход
Письмо, полученное нами от Светланы Иосифовны, оказалось последним. Несколько лет ничего не знали о ней и московские родственники. Даже двоюродный брат Владимир Федорович Аллилуев, который когда-то и свел нас с ней, ничего теперь не знал. Дело было в том, что и с ним Светлана порвала отношения. Причиной стало издание книги Владимира Аллилуева «Хроника одной семьи». Прочитав ее, Светлана прислала в московский журнал «Книжное обозрение» свой отзыв:
«В издательстве «Молодая гвардия» недавно вышла книга Владимира Аллилуева «Хроника одной семьи», посвященная, казалось бы, интимной стороне жизни Аллилуевых — Сталиных. На самом же деле это политический трактат, обеляющий все происходящее в стране за ее 70 лет советской истории, эдакий вопль о прошлом, написанный с любовной идеализацией, подчас настолько лишенной связи с общеизвестными фактами коммунистических репрессий, что, читая, я не верила своим глазам: это ли мой младший двоюродный брат Володя, чей отец арестован и погиб в тюрьме (впоследствии реабилитирован), чья мать перенесла шесть лет одиночки безо всякой вины (больная туберкулезная женщина, она жила «вне политической деятельности»)? Это ли Володя, натерпевшийся от надзора НКВД, ГПУ, МГБ и прочая и прочая — как и вся наша многострадальная семья. Это ли Володя, отличавшийся в молодости острым языком и сарказмом, не боявшийся высмеивать весь этот мир надзора, лжи и смертельной опасности, в котором мы все варились до тех пор, пока не настало избавление?»
Естественно, что после такой публичной отповеди отношения были разорваны, но Владимир Федорович, как истинный летописец своего клана, продолжал искать следы Светланы на Западе. И вот в начале 1986 года он нашел в итальянских газетах неожиданные откровения католического миссионера отца Джованни Гарболино, который, по его словам, в течение ряда лет был духовным наставником дочери Сталина, состоял с ней в постоянной переписке. Он сообщил, что Светлана Аллилуева с его благословения поселилась в 1993 году в английском монастыре Святого Иоанна. По срокам получается, что это произошло вскоре после нашей встречи в Лондоне, и становилось объяснимым ее молчание.
Миссионер опубликовал и письмо Светланы к нему из монастыря:
«Мне трудно предаваться созерцанию в широком кругу послушниц. Здесь мало уединения, нас слишком много. Все сестры ко мне внимательны, но я нуждаюсь в большем осмыслении… Когда придет время постричься, мне исполнится семьдесят лет. Наконец-то я смогу стать монашкой. Убеждена, что Бог призвал меня быть ближе к нему именно сейчас, так как в монастырских стенах я обрела тот покой, к которому стремилась всю свою жизнь и надежду на который уже начала терять».
Католический падре сообщил, что не прошло и года, как Светлана Аллилуева покинула монастырь, не найдя общего языка с послушницами, а с ним прекратила всякую связь.
Вот так и рухнула очередная иллюзия ее жизни, которой, увы, суждено было оказаться последней. Вот, собственно, и все — остальное вы уже знаете.
Эпилог
В тихом дальнем уголке Новодевичьего кладбища в Москве, в стороне от помпезных надгробий и величественных памятников, почти у монастырской стены есть небольшой семейный погост Аллилуевых. На мраморных плитах имена и даты жизни нескольких поколений этой семьи: бабушки, дедушки, отцы, матери, дети, внуки… И только на одной могиле памятник: на высоком цоколе беломраморный женский скульптурный портрет и надпись: «Надежда Сергеевна Аллилуева-Сталина, член ВКП(б), от Иосифа Сталина».
Чья-то добрая рука прикрепила к надгробию увеличенную фотографию Надежды Сергеевны с маленькой дочерью Светланой на руках. Очень незащищенным и хрупким кажется этот прилепившийся к холодному камню листок, занесенный сюда трогательной памятью о двух трагических судьбах.
А где-то за океаном на провинциальном протестантском кладбище, которое представляет из себя ровный зеленый газон с рядами невысоких мраморных прямоугольников с именами и датами, есть и памятный камень с никому не известным здесь именем:
LANA PETERS
1926–2011
Светлана Аллилуева. 20 писем к другу
Памяти моей мамы
Эти письма были написаны летом 1963 года в деревне Жуковке, недалеко от Москвы, в течение тридцати пяти дней. Свободная форма писем позволила мне быть абсолютно искренней, и я считаю то, что написано, — исповедью. Тогда мне не представлялось возможным даже думать об опубликовании книги. Сейчас, когда такая возможность появилась, я не стала ничего изменять
