и даже десятилетиями. Для меня, с детства приученной трудиться, все это было дико. Но, к сожалению, дочь стала втягиваться в эту жизнь. У нее появился молодой человек, который вел подобный образ жизни. До меня дошли слухи, что он увлекается наркотиками, а Ольга даже собралась за него замуж. Правильно говорят: маленькие детки — маленькие бедки, большие детки — большие бедки. Я поняла, что ее нужно срочно спасать — девочка гибнет. Написала письмо сестре уже умершего к тому времени американского мужа. Все объяснила, попросила срочно забрать в Америку. Олина родная тетка, слава богу, согласилась. У нее был небольшой магазинчик, и дочка стала в нем работать. Я успокоилась. Америка ведь во многом очень пуританская страна. Это мы представляем ее, как один большой Нью-Йорк с небоскребами, роскошными ресторанами и автомобилями. На самом деле там все очень скромно, в «одноэтажной» Америке люди приучены к труду.
Меня же опять стали одолевать журналисты, писать всякие небылицы. Мол, я всеми брошена, почти нищая, обретаюсь по ночлежкам с алкоголиками и наркоманами. И, конечно же, все это с удовольствием тиражировала советская пресса».
Вот так Светлана рассталась еще с одной дочерью: младшей, самой любимой. Но для Запада это была обычная история. Как правило, там дети сразу после школы уходят из семьи, часто уезжают в другие города или даже страны учиться, работать. Это у нас чуть ли не до седин живут с мамой и папой, а подчас и за их спинами. Оля же худо-бедно сама построила свою жизнь, стала типичной средней американкой со скромным и устоявшимся укладом жизни в провинциальном городке.
Старшая же дочь так и жила на далекой Камчатке на изыскательской станции у подножия вулкана Толбачек. Она рано потеряла мужа, тоже вулканолога, сама воспитывала дочку. Совершенно случайно на каком-то семейном торжестве у друзей мы познакомились с приехавшими оттуда учеными, которые рассказали, что Катя стала какой-то странной, нелюдимой, живет одна на отшибе поселка со сворой собак. Ее дочь Анна вышла замуж и уехала в другой камчатский городок. Когда Екатерине Ждановой сообщили о смерти Светланы Иосифовны, она ответила, что у нее давно нет матери и это ошибка. Видно, и Катю не миновал крест «аллилуевских» женщин.
«Публичное одиночество»
С большим трудом, окольными путями нам все же удалось разыскать адрес той «ночлежки для алкоголиков, проституток и наркоманов», в которой, по словам английской прессы, жила «в нищете забытая жертва тирана».
Улица Ладброук-гроув оказалась довольно зеленым и широким бульваром, на который выходили коричнево-белые, словно пряничные, фасады двух- и трехэтажных домов в типично английском стиле. Картина была очень далека от представления о городском «дне». Несколько строений принадлежало здесь крупному благотворительному обществу «Карр Гомм». Напросились в гости в один из домов. Обычное жилье с отдельным входом, гостиной и кухней внизу, тремя-четырьмя спальными комнатами на верхних этажах. Всюду чистота, ощущение домашнего очага, уют. Обитатели — вполне приличные люди. Они рассказали, что в Лондоне несколько десятков тысяч бездомных, но очень немногие могут позволить себе жить в таких приютах, так как плата довольно высока, да и с улицы сюда кого попало не примут.
Узнав о наших похождениях, Светлана изрядно удивилась, но очевидно, что это не огорчила ее. Оказалось, воспоминания были самыми приятными.
Из интервью Светланы Аллилуевой:
«По советским меркам это можно было бы назвать общежитием, но на английской почве такое жилье — это практически семейный дом. Нас там было шесть человек. Внизу гостиная с телевизором, общая кухня, наверху спальни, ванные, туалеты. Люди были самые разные, но, конечно, никакие не алкоголики с наркоманами. Я их всех помню. Был очаровательный шотландец Эрик. Он был математиком, но попал в автокатастрофу, получил мозговую травму и, конечно, не мог уже продолжать научные труды. Мы с ним всегда вместе смотрели телевизор и все новости обсуждали, как одесские «пикейные жилеты».
Конечно, все мои товарищи по этому жилью были с неустроенной жизнью, одинокие, без собственного жилья. Был вот еще китаец из Сингапура. Повар. Работал в соседнем ресторанчике. Снимать отдельное жилье было не по карману, так и жил с нами. Чудный был человек, очень много рассказывал, готовил потрясающие обеды по рецептам китайской кухни. Кстати, жили мы все, что называется, вскладчину, все закупали на общие деньги. По воскресеньям, между прочим, готовила обеды я. Всем очень нравилось.
Был еще один революционер из Эфиопии. Он угощал нас своей национальной едой. Их революция там прогорела, а он сбежал в Англию. К нему приходили его друзья эфиопы и одна потрясающе красивая женщина. Он потом на ней женился и уехал из нашего дома.
Очень хорошо помню одного молодого 30-летнего американца. Его мать разошлась с мужем и уехала с детьми в Англию. Так он и осел здесь. Мы с ним очень подружились. У него было интересное и очень необычное хобби: он собирал американские детские и колыбельные песни. У него был чудный слух. Я часами сидела и слушала эти песни в его исполнении. Трогало до слез. Тем более вы знаете, сколько горького и тяжелого связано у меня с детьми и с моим собственным детством.
Воспоминания замечательные. Может быть, удастся написать об этом когда-нибудь. Они знали меня как Лану Питерс. Никто и никогда не приставал с расспросами. Никого не волновало, кто я и что я. Даже когда журналисты напали на мой след и появились тут, никто особенно не взволновался. А вот мне жилье пришлось сменить. Очень уж надоело мне вся эта бесконечная возня вокруг моей персоны: опять следовали по пятам, дежурили у автобуса, у входа в дом. Кому-то было нужно в очередной раз облить меня грязью, унизить, оклеветать перед детьми и родней. Публикации были возмутительные, грязная ложь. Можно было бы, конечно, подать в суд на ту же лондонскую «Ивнинг стандарт», ищейки которой выследили мое убежище, но где взять денег на адвокатов и суды?
Вот и пришлось мне переехать на мою нынешнюю квартиру, где вы уже были. У меня сейчас положение пенсионера в почтенном возрасте. В Англии за нами хорошо смотрят. Есть разные привилегии: бесплатные поездки на транспорте по всему Лондону, большие скидки в концертные залы, музеи, театры, бесплатная медицина. Я не вижу в моем сегодняшнем положение чего-то угнетающего, кругом меня люди живут так же — и никто не плачет. Почему же я должна рыдать?
А вот чего жаль, так это то, что бегать уже, как прежде, не могу. Вот тут как-то вспорхнула с автобуса, решила, что
