Аппарат называется измерительной станцией. Он посылает лазерный луч (по сути — луч света), который падает на зеркальную призму, расположенную на вершине стойки. На измерение расстояния по горизонтали, по вертикали и угла азимута, определяемого по стрелке компаса, уходит от трех до пяти секунд. В общем, сплошная техническая терминология.
«Мне все понятно. Я не тупой».
— Станция передает информацию в ручной компьютер, весом меньше пятисот граммов, который рисует на экране графики. Затем вы приносите этот компьютер в офис и выгружаете результаты измерений в большой компьютер, наподобие нашего «Пентиума». Он уже все рисует в масштабе до мили в трех миллиметрах.
— А зачем все это нужно?
— Вы можете изучать место преступления, в точности воссоздав его через день, неделю или месяц. Я смотрел на него как раз сегодня утром.
— Могу я это увидеть?
— Вы просите слишком многое, — сказал Олли. — И к тому же, не думаю, что вам будет приятно это увидеть. Я имею в виду вашу сестру и все остальное.
— Я хочу это увидеть.
— Не знаю, имею ли я на это право, — сказал Олли. — Лучше поговорите с моим лейтенантом.
— Дэни — моя сестра.
— Вы правы. Именно поэтому я с вами и разговариваю. И еще потому, что за вас поручился Джейк Вудс. Но не забывайте: это — мое дело.
— Мы живем в свободной стране, — сказал Кларенс, — и я могу совать свой нос во все, что происходит вокруг меня.
— Да, можете, но в мое расследование лучше не вмешивайтесь, — Олли совладал с напряжением в голосе, но его гнев выдали красные пятна на шее. — Вот что я вам скажу, Абернати. Когда вы позволите мне написать вместо вас заметку, я позволю вам взяться за мое расследование. Договорились?
ГЛАВА 6
— Я съезжу на тропу.
— Хорошо. Будь осторожен. Ты взял изюм?
Утвердительно буркнув в ответ, Кларенс уехал. Женива
жила в страхе, что у мужа во время очередной велосипедной прогулки может произойти опасная инсулиновая реакция. Два таких случая уже было, и потому она настаивала на том, чтобы в его рюкзаке всегда лежало что-нибудь сладкое.
Кларенс оседлал свой «Кеннондейл» с восемнадцатью скоростями и покатил в направлении заповедной зоны «Родниковая тропа». Пересекая автостраду «Маунт Худ», он увидел на дороге пакет из «Макдоналдса», чуть дальше — упаковку из-под соуса «Тако Белл», затем — обертку от мороженого.
«Что с вами, народ? Думаете, вы — единственные живущие на планете?»
Когда Кларенс смотрел на то, что делают с его любимым Орегоном, у него мороз шел по коже. Когда-то в этом штате сваливание мусора у дороги считалось серьезным правонарушением. Простить могли вооруженное ограбление, но не разбрасывание мусора. Теперь же старшеклассники запросто бросали все что угодно из окон машин, как будто это было сущим пустяком. Однажды Кларенс даже поймал пару подростков «на горячем» и отчитал их.
Поворот влево, поворот вправо — и вот он уже на «родниковой тропе». Это был совсем другой мир, где можно было укрыться от дорог, мусора, шума, преступности и толпы. Кларенс сразу же почувствовал, как ослабевает внутреннее напряжение. Единственными, кого он встречал здесь, были такие же любители природы и уединения. Тропа пролегала через лес. Кларенс активнее закрутил педали и переключился на более высокую передачу, но это не мешало ему замечать всевозможные мелочи вокруг себя. Огромная, совершенная с точки зрения архитектуры паутина; белая пена ручья, журчащего по большим камням...
Кларенс прислушивался к успокаивающему шороху гравия, пению птиц, стрекотанию сверчков и щелканью белки над головой. Он подумал: как было бы здорово, если бы жители ми-
91
крорайонов Чикаго или даже Портленда могли ежедневно посещать подобные места. Глубоко внутри Кларенс ощущал, что создан для лучшего мира, и если этот парк не является таким миром, то в нем, по крайней мере, есть намеки на то, чего жаждет Кларенс.
Он проехал мимо старого кирпичного завода и пересек Хо-ган-роуд. Вот еще одна белка. И два кролика. Несколько дней назад он видел здесь енота и скунса, а две недели назад — трех койотов.
Тропа была проложена на месте старой железнодорожной колеи, которая когда-то соединяла Портленд с Грешемом. Большие ее участки проходили через густой лес, и потому были не видны с городских улиц. На этой тропе Кларенс мог одновременно тренировать свое тело и давать отдых разуму, отвлекаясь от ежедневной рутины.
Он наслаждался блестящей зеленью листвы, черными каплями переспевшей ежевики, ярко-красными шапками мухоморов. Там, где нет разрушительного прикосновения человеческих рук, всегда буйствуют краски. Какой разительный контраст с агрессией бетонных джунглей города, который, подобно Сахаре, каждый день поглощает все больше растительности.
Глухое, грозное рычание сменилось восторженным лаем.
«А, Хьюго». Это был ротвейлер, которого Кларенс окрестил Хьюго. Псу посчастливилось жить возле тропы, где он мог облаивать каждого проезжающего мимо велосипедиста. У Кларенса уже вошло в привычку привозить Хьюго объедки, чем всегда вызывал его неописуемый восторг.
— Увидимся через полчаса, Хьюго.
Этим летом Кларенс дважды привозил сюда Дэни. Ей здесь нравилось. «Если ты переедешь в Грешем, то мы подыщем тебе красивое место у этой тропы», — обещал он сестре. Почему она не прислушалась к нему? Почему не переехала туда, где была бы в безопасности? Почему она была такой упрямой?
Кларенс ехал по направлению к парку «Мэйн Стрит». В поисках знакомых морд, он внимательно всматривался в полумрак слева от себя, где за деревьями скрывался пруд. Вот они: к пруду на водопой подошла олениха со своим олененком. Кларенс не раз рассказывал Дэни об этой парочке, и она тоже хотела увидеть животных, но так ни разу и не увидела. Они решили, что еще как-нибудь приедут сюда, но случиться этому уже не суждено.
Кларенс миновал бейсбольную площадку на выезде из парка. Сегодня здесь никого нет, но летом на этой площадке полно белых детей. Белых детей? Почему он так подумал? Площадка открыта для всех детей города — как белых, так и черных. Но он никогда не видел здесь ни одного черного ребенка. И в этом никто не виноват — просто в округе живет совсем мало черных. При виде
