Стрельцову! Она-то всегда ему рада. Только свистни и тут как тут!
— Не буду я тебе помогать! — возмутилась, обошла его и почапала дальше, но парень вновь образовался на моем пути.
— А прошлый раз помогла, — капризно выдал.
— Прошлый раз ты меня подвез. Это была благодарность.
— Отблагодари меня еще раз, — подмигнул, но я не клюнула. Точнее, клюнула, но виду не подала. — Я же его без тебя завалю! Отвечаю!
— Ничем не могу помочь, — сжала кулаки, чтобы удержать в узде свое рвущееся наружу трехкратное «Да!».
— Ничем мне не нужно, — выделил он слова «ничем» с пошлым подтекстом, — а вот с философией очень даже! — игриво, взял мою руку, поглядывая исподлобья. Плут! Так просят продать душу! — Ну, Дунечка, — прошептал, а мое дыхание перехватило от столь соблазняющего шепота. Внутри произошел кульбит. Это проигрыш… Позорный проигрыш.
— Ладно, — поспешила вырвать свою руку, по которой прошлась волна тепла.
Белов ликующе ухмылялся все время пока я искала нужные книги, записывала на свое имя, тушила свет и даже закрывала дверь библиотеки.
— Держи свои книги, только верни после экзамена, — попросила, передавая стопку.
Хмыкнув, Герман небрежно схватил книжки, отчего я поморщилась. Что за отношение к книгам? Однако, что Белову? С него все, как с гуся вода! Загибая страницы, он быстро пролистал, округлил в ужасе свои глазищи и с громким хлопком ее захлопнул. Варвар!
Кому я говорила? Этот не забудет, как же… Самой небось придется бегать за ним.
— Слушай, а он вообще на лапу не берет? Я тут навел справки…
Герман осекся и скривил кислую мину:
— Простите, мисс зубрилка! Некоторые отстегивают, а не учат. Представьте себе, — паясничал этот негодяй.
— Очень зря, — быстрыми шажками чапала на выход из дома культуры, в котором, собственно говоря, и находилась библиотека. — Может тогда бы не пришлось изводить других.
— Да харе бузить, Бобриха! Я ж не просто так! Проси чего душенька изволит.
Какое благородство! Какое великодушие! Умереть не встать мне на этом месте! Впрочем, Белов и правда был славный. И мне это было известно лучше других, но отчего-то сейчас я чувствовала злость. Может меня бесило, что он пришел за помощью, а не просто так?
— Перестань меня называть «Бобриха» и «мышь», — озвучила свое заветное и давнее желание.
— Не-а, — помотал головой. — Бобриха, не перегибай. Я знаю, что ты еще та мечтательница, но даже для тебя это слишком! Что-нибудь из реального!
Наш общий смех пролетел по зданию, смешиваясь с друг другом. И все-таки жучара он! Знал, как растопить лед.
Парень любезно придержал для меня дверь, когда мы выходили, и с грустью мне вспомнились школьные времена. Белов всегда придерживал двери для девчонок, частенько защищал, отвешивал комплименты, (язык у него, конечно, что помело) и был более солнечным. Он светился изнутри, был весельчак-простачок к которому магнитом тянулся народ. Его поцеловала сама харизма, а этот его внутренний стержень делал его запоминающимся. Встретив его хоть раз, ты всегда будешь помнить, кто такой Герман Белов. Мне было жаль, что после школы этот свет стал слабым. Безусловно, люди по-прежнему к нему тянулись, потому что он был сильный. Сильный духом, и это чувствовалось, однако прежней беззаботности в нем почти не осталось.
Мы побрели по заснеженной улице. От библиотеки до моего дома десять минут пеши. Всего-то ничего! Но, поверьте, даже с таким раскладом моя рассеянная натура умудрялась опаздывать.
Снег немного падал на наши головы, отчего стало несколько морозно. Временами наши взгляды сталкивались, и если я свой смущенно отводила, то Белов не отличался робостью. Он смотрел пристально, немного с хитрым прищуром. Лис, как есть лис!
— Тебе не холодно?
Парень шел расстегнутый, шарфа не наблюдалось и в помине, а шапку я на нем отродясь не видела.
— Я очень горячий, — пошевелил парень густыми бровями, — а тебе?
Поежившись, покачала отрицательно головой. Хоть и на самом деле, без шапки было непривычно. Герман встал как вкопанный, что-то красное достал из кармана куртки. Нагнал меня, остановил и легким движением натянул мне мою шапку на самый лоб, со словами:
— Держи, красная шапочка.
Поправил аккуратно и с бережной нежностью провел большим пальцем по моей щеке. После он пошел дальше, как ни в чем не бывало, а я выпала на несколько мгновений из реальности. Наверняка, это я себе придумала! Но горящая щека, кажется, противилась моим мыслям.
Зачастую, я ходила другой дорогой. По освещенной улице, через маленький базарчик, однако Белов вел меня через какие-то дебри.
— Тебе не тяжело? — поинтересовался, сведя брови к переносице. Не дожидаясь моего ответа, парень выдернул из моих рук пакет и неторопливым шагом пошел дальше. — Что ты там носишь такое? — проворчал он, как старый дед. Бесцеремонно заглянул в пакет, и разразился на пол округи громким хохотом.
Блин! Без него ж не окреститься!
Мои щеки, что и без того были красные из-за мороза, пуще прежнего зарделись.
— Это не мое!
— Ну да, — сарказмом выпалил парень, недоверчиво на меня косясь. — Бобриха, в твоем возрасте книжки нужно читать повзрослее.
— Какие например? Камасутру? — маленькая Дуня внутри меня вновь протестовала.
— Ого! — неподдельно удивился. — Ты и такие слова знаешь? Может еще и меня чему научишь? — хищно облизнулся. — Клянусь, я очень способный ученик.
— Дурак ты, Белов!
Всю дорогу до дома этот чудак не переставал блистать своим остроумием. Ему, казалось, крайне забавным, как мои щеки надувались, а глаза гневно стреляли молнии. Но отрицать, что его близость была приятной было самым большим заблуждением и глупостью. Вот, он. Шел рядом со мной, байки травил, то рукой не нарочно задевал, то за бок щипал, заставляя меня взвизгивать.
Когда мы уже подходили к моему дому, Герман вдруг переменился. Вид его приобрел отстраненность и серьезность. Достав пачку папирос, парень прикурил одну и выпустил дым. Задумчиво провел пальцем по подбородку, и, прям перед поворотом в мой двор, властно отченикал:
— Стой тут и жди меня.
— Что? — опешила я.
— Потом объясню, стой тут.
Белов завернул за угол. До моих ушей только доносился
