и песни тоже тихие, спокойные, убаюкивающие. Пользуясь случаем, Тихон постарался объяснить Марусе, так впечатлившейся игрой на инструменте, преимущества негромкой авторской песни перед этим отвратительным (аж мороз по шкурке) фортепианным трезвоном, но достиг ли взаимопонимания — неизвестно. Маруся вообще больше молчала и улыбалась, она была неразговорчива.
Евгений Германович умел ставить цели и методично их добиваться, наверное, сказались гены трудолюбивых и пунктуальных немецких предков, никогда, впрочем, им не виденных. Поэтому на следующее утро он уселся за пианино с карандашом и блокнотом в руках. И стал по пунктам записывать то, что знал о фортепиано. Оказалось, ничтожно мало. Белые клавиши назывались до-ре-ми-фа-соль-ля-си и потом повторялись, что очень удобно. Итого выходило семь раз по семь клавиш, плюс две лишних слева и одна справа. Черные назывались диезами и бемолями и могли повышать или понижать звук на полступеньки. Если нажать последовательно белые клавиши от «до» к «си», то получится гамма или октава (уточнить, чем отличается одно от другого, — записал Моцарт). Правая педаль позволяет держать звук, даже если клавиша уже не нажата. Функцию левой педали опытным путем установить не удалось, потому что никакой разницы в звучании он не уловил. И, к сожалению, это была вся информация, которой владел начинающий пианист. Играть на гитаре он научился, еще будучи подростком, точно по Визбору, во дворе, «у местных злодеев», которым приносил за уроки хлеб, посыпанный сахаром — сказочное лакомство. Поэтому никакими теоретическими знаниями он не обогатился и названия аккордов выучить так и не удосужился, легко подбирая на слух любую песню.
Моцарт подвел черту под своими изысканиями и, нимало не отчаиваясь, стал набрасывать план. Сперва надо понять, как работает система, а потом приступать к работе. Пункт первый: узнать, как записываются ноты на линейках. Второй: выяснить разницу между теми, что закрашены черным и теми, что остались незакрашенными. Пункт третий: купить самоучитель, где содержатся ответы на эти и другие вопросы. Можно было, конечно, поискать в интернете, но Моцарт интернет уважал как средство коммуникации, а вот информации оттуда не доверял и студентов, которые листали не учебники, а сайты, называл «википедиками», они ничего, не обижались. Потом он повторил вчерашние упражнения, добавив на этот раз подобранные на слух аккорды, получилось весьма неплохо. Во всяком случае, Маруся, которая при первых звуках фортепиано забралась на самый верх инструмента и внимательно следила, как пальцы Моцарта бегают… ну хорошо, ковыляют… по клавишам, высидела весь урок от начала до конца, за что Моцарт ее прямо зауважал. И даже Тихон рожу не кривил и из комнаты не выбегал, наверное, стеснялся при Марусе свою музыкальную необразованность показать. К тому же оказалось, что, когда играла хозяйка, пианино рычало, хохотало, стонало, плакало, смеялось, гудело на весь дом и выводило Тихона из себя, манера же игры хозяина — редкие робкие звуки, извлекаемые одним пальцем — ему импонировала гораздо больше. Словом, все остались довольны, и даже Анна сегодня смотрела с фотографии не издевательски, а вполне снисходительно.
— Знай наших! — погордился Моцарт.
И, не откладывая дела в долгий ящик, пригласил Надежду Петровну после обеда прогуляться до книжного магазина.
Домой вернулись уставшие, ошарашенные давно не виденными очередями из безалаберных школьников, отложивших покупку тетрадей на последний момент, и невообразимой широтой предлагаемого ассортимента. Тех же самоучителей, например, была целая полка, и они кричали наперебой:
— Вы давно мечтали, но не знали, с чего начать? Благодаря этой книге сегодня все мечты станут реальностью!
— Научитесь играть на фортепиано за десять уроков!
— Простой метод без зубрежки и упражнений! Любой, кто может набрать телефонный номер, легко освоит нашу методику!
— Вы будете играть популярные мелодии, не зная нот!
— Наш простой последовательный самоучитель сделает процесс игры на фортепиано легким и приятным!
Перелистав с десяток глянцевых изданий, Бедный Моцарт почувствовал себя туристом, оказавшимся на восточном базаре: его хватают за руки и полы одежды, тянут во все стороны, на все лады расхваливая товар и лишая несчастного остатков здравого смысла и последних денег. В честности этих зазывал он имел все основания сомневаться, так как на его глазах гранит фортепианной науки грызли дочь и еще множество начинающих, но ни десятью уроками, ни десятью месяцами никому обойтись не удавалось, у всех уходили годы.
Вспотевший и растерянный, Моцарт оглянулся в поисках продавца, но взмыленный молодой человек пробежал мимо, даже не затормозив. Надежда Петровна, которая честно призналась, что не была в книжном лет пятнадцать, минут сорок бродила между стеллажей, как по лесу, а вернувшись и увидев Евгения Германовича, беспомощно озирающего стопку книг, быстро перебрала их все и — протянула ему одну:
— Женя, бери эту. Она самая дешевая. Те пятьсот и восемьсот, а эта всего триста двадцать. Чепуха там одинаковая, как клавиши твои, а деньги счет любят.
Моцарт схватился за идею, как за соломинку. К тому же выбранная книга, очевидно, стесняясь скромного ценника, не голосила и зазывала, а скромно сообщала:
— Просто о сложном. Научиться играть на фортепиано способен любой желающий.
Книгу стало жаль, пропадет она среди этих громогласных нахрапистых конкурентов, и не купит ее никто и никогда.
— Ну вот — ты желающий? Значит, бери, научишься, — подвела итог Надежда Петровна.
— Беру! — с облегчением выдохнул Евгений Германович и предложил, — а ты себе ничего не выбрала? Я же тебе подарок на день рождения не подарил.
— Ну… я… если можно, — Надежда Петровна смутилась так, как будто они стояли посередине не книжного, а ювелирного, и он велел ей выбрать бриллиант покрупнее. — Я видела одну, давно хотела научиться.
Они углубились в лабиринты стеллажей, по которым Надежда вела его уже вполне уверенно.
— Вот, — она робко коснулась пальцем корешка большого альбома. — «Сто лучших пасьянсов». Бабушка моя так раскладывала… и гадала по ним еще. А я только два знаю. Говорят, они полезные даже, для ума…
Она смотрела виновато и заискивающе, и Евгений Германович вдруг опять почувствовал жалость, как пару минут назад в случае с книгой: ведь и в самом деле, Надежда всегда отвечала сама за себя, никто ее не баловал, о желаниях не спрашивал, да и подарки вряд ли дарил. Он схватил книгу с полки, открыл наугад:
— О, «Тузы вверх или Восторг идиота»»! Берем немедленно! — восхитился он. — А вот еще «Кадриль, или Пленные дамы». Одни названия чего стоят. Сегодня же будем учиться. Ты разберешься, что к чему, и меня научишь, договорились?
Надежда кивнула, взяла альбом и прижала его к груди, ее глаза сияли, как у Золушки, когда принц наконец, перевернув вверх дном все королевство,
