заката погасли. Поправил очки, вздохнул. Я дважды на этой неделе себе напомнил, что пора отыскать в шкафу шапку. В новой жизни, морозить уши не буду. Память подсказала, что уже в этом месяце температура опустится ниже нулевой отметки, и на землю ляжет первый снег.
Мы вышли за школьную ограду. Свернули налево — не в правую сторону, как я привык. Наташин адрес я помнил. Без лишних вопросов направился к её дому. Кравцова дважды тормошила меня вопросами — отвечал ей коротко, не ушёл в нескончаемый монолог. Мысленно отметил, что провожал Наташу впервые: «Сбылась мечта идиота». Задумался, как повернулась бы моя дальнейшая судьба, если бы Кравцова взяла меня под руку в том, в прошлом, десятом классе. Вспомнил, что убеждал себя тогда: чувства к ней «уже остыли». Я усмехнулся, представив, как вспыхнули бы эти самые «чувства», когда Принцесса прижалась бы к моему плечу — вот как сейчас. Воображение живо нарисовало сцену, в которой я ссорился с родителями из-за поездки в Первомайск. Вообразил, как бы доказывал маме, что «никак не могу» уехать из Рудогорска. Решил, что особенно весело было бы объяснять мои «сердечные мотивы» папе.
— Ваня, что тебя насмешило? — спросила Кравцова.
Я помотал головой.
— Ничего, — сказал я. — Радуюсь жизни.
Подбросил Наташе вопрос о её планах на «после десятого класса». Та ответила мне встречным вопросом. Но я не поддался на уловку — снова «отправил мяч» на Наташину территорию. Кравцова недолго изображала задумчивость. Поначалу ответила мне правильными в идейно-политическом смысле фразами. Но заметила мою ухмылку — перешла на нормальную речь. Говорила она чётко и спокойно. Я с неподдельным интересом слушал рассуждения о жизненных приоритетах воспитанной в Советском Союзе шестнадцатилетней девицы. Сравнивал их с теми, что слышал от сыновей — когда мои мальчики были в этом же «нежном» возрасте. Поддерживал Наташин разговорный запал короткими бодрыми репликами. Пришёл к выводу, что молодые люди из разных эпох отличались лишь внешней напускной шелухой. Но в глубине души испытывали одни и те же желания, лелеяли схожие мечты (в том, что касалось личной жизни).
У поворота к своей пятиэтажке Кравцова остановилась, посмотрела мне в глаза. Своё отражение в её больших зрачках я не рассмотрел. Хотя видел их чётко (благодаря линзам и свету фонаря). Кравцова красивым движением убрала со лба локон волос. Положила руку мне на плечо. Чем снова пробудила у меня воспоминания о «том» нашем предновогоднем танце. Память напомнила, как трепыхалось у меня тогда обожжённое Наташиным взглядом сердце. Как я забывал дышать, смотря Кравцовой в глаза. Поддался ностальгии: вздохнул. Наташа улыбнулась. Она привстала на цыпочки — её блеснувшие в свете фонаря губы поднялись выше моих. Поправила прижатые дужками оправы волосы над моими ушами. Снова отыскала взглядом под линзами мои глаза. И тихо сказала, что «ещё рано», что спать она пока не хочет, а «погода хорошая» (я повёл плечами, но не возразил). Предложила прогуляться к озеру.
— Ваня, ведь ты же не спешишь? — сказала она.
Я невольно поёжился, снова спрятал за воротником подбородок, сунул в карман руки. Подумал, что сейчас приглашение «на озеро» выглядело не столь многообещающе, как летом. «Купаться при луне мы сегодня точно не будем», — мелькнула в голове мысль.
— Идём? — сказала Кравцова.
Она не дождалась ответа, взяла меня под руку.
— Ваня, а помнишь, тогда, на вашем прошлом концерте… — заговорила Наташа.
Повела меня по освещённому луной и уличными фонарями тротуару — прочь от ярких желтоватых прямоугольников окон. Я слушал рассказы Принцессы о музыке (которая ей нравилась), о книгах (прочитанных Кравцовой этим летом) и даже о будущем (каким она его представляла). Не дополнял её рассказы репликами. Гадал, с кем именно Кравцова сейчас разговаривала: с Иваном Крыловым или с Котёнком? Молчал, слушал Наташин голос. Посматривал на её лицо. Снова признал, что Кравцова симпатичная девчонка. А её взгляд и сейчас меня временами буквально завораживал. Решил, что не зря я в девятом классе дрался из-за неё с Громовым. Понял: шансов справиться с её природным очарованием и с женской хитростью у меня тогда попросту не было. Видел, как Кравцова изредка потирала коленку (привлекала к ней моё внимание). Замечал, как она чуть склоняла голову — демонстрировала мне шею.
Снова воспользовался моментом — взглянул на Наташины ноги. «Неужто её комар укусил?» — подумал я. Но тут же сообразил, что ни один уважающий себя комар не высунет на улицу нос при такой прохладной погоде. Сам себе ответил: «Наверное, аллергия. На мандарины. Или их пока ещё не продают?» Вдохнул пропитанный запахом прелой листвы воздух. Ощутил, что обида на физрука бесследно испарилась. Сообразил, что пока шагал рядом с Кравцовой, ни разу не вспомнил о молоденькой математичке. «Как много девушек хороших, как много ласковых имён, — мысленно пропел я. — Но ни одна, блин, не тревожит… Холодно потому что». Я потёр замёрзший кончик носа, поправил очки. Улыбнулся в ответ на Наташин восторженный отзыв о просмотренном ею на прошлой неделе фильме — «на большом экране». Мысленно отметил, что совсем позабыл о некогда любимом развлечении: походах в рудогорский кинотеатр.
«И что ты в этом кинотеатре будешь смотреть?» — сам у себя поинтересовался я. Но не ответил на этот вопрос — позабыл о нём. Потому что мы с Кравцовой уже спускались по ступеням рудогорской набережной. Впереди я увидел блеск воды. Услышал тихий плеск разбивавшихся о прибрежные камни волн. К запаху прелых листьев в воздухе добавился аромат можжевельника: по обе стороны от присыпанной мелкой щебёнкой набережной начинались заболоченные берега. У озера стало заметно прохладнее. Я шмыгнул носом. Подумал о том, что «уже стар для подобной романтики» и что «есть и положительный момент от такой погоды: хотя бы не потею». Довёл притихшую Кравцову до прибрежных камней. Наташа выпустила мою руку, ловко запрыгнула на большой омываемый тёмной водой гладкий валун. Запрокинула голову, тряхнула волосами, расставила руки — словно уже посмотрела «Титаник» Джеймса Кэмерона.
— Как же здесь красиво! — сказала она.
— Ну, да, — отозвался я. — Неплохо.
Рассматривал Наташины ноги, прикрытые до колен юбкой.
— Ваня, забирайся ко мне!
Принцесса повернулась ко мне лицом, поманила меня рукой.
— Мы вдвоём там не поместимся, — ответил я.
Прижал ладонь к холодному носу.
Наташа рассмеялась.
— Поместимся! — сказала она. — Я не такая уж и толстая!
Она присела, протянула мне руку.
Я вздохнул.
— Ладно.
Не воспользовался Наташиной помощью — запрыгнул на камень самостоятельно. Кравцова повернулась ко мне спиной. Взяла меня за руки, положила их на свою спрятанную под болоньевой курткой талию. Чуть подалась назад, прижалась ко мне спиной и ягодицами. Указала на противоположный берег озера, где на фоне неба виднелась тёмная полоса леса.
— Вон туда мы месяц назад ходили в поход, — сказала она. — Помнишь?
Даже в очках я не увидел в темноте ту протоку, рядом с которой наш класс в сентябре развёл костёр. Но Наташа уверенно показывала пальцем вдаль. Ветер обдувал её волосы, прижимал их к моей щеке. Он заполнял мои ноздри запахом Наташиных духов. Ладонь Кравцовой прижалась к моей руке: тёплая, словно Принцесса не ощущала прибрежной прохлады.
— Зря я полезла тогда на это скользкое бревно…
Наташа неспешно пересказывала подробности сентябрьского похода. Призналась, что испугалась и запаниковала, когда упала в воду. Поделилась впечатлениями от своего заплыва в холодной воде (они отчасти соответствовали моим воспоминаниям). Я не видел сейчас её лицо, но мне почудилось: Кравцова улыбалась. Она поглаживала мою руку. Говорила тихо. Но я слышал каждое слово.
—…Я до сих пор помню, как возвращалась из леса в твоих кедах.
Гладкая ткань куртки скользнула по моим ладоням: Кравцова обернулась.
— А ведь я тебя так нормально и не поблагодарила, — сказала Наташа.
Она прижала ладони к моим плечам. Я почувствовал на лице тепло её дыхания, увидел блеск девичьих глаз. Ветер разметал Наташины волосы, соорудил из них тёмный ореол. Локоны шевелились, подчиняясь порывам воздуха — будто причёска на голове сказочной горгоны. Кравцова вытянула шею, медленно приблизила своё лицо к моему. Я заметил, как Принцесса зажмурилась, чуть приоткрыла рот. Ощутил давление на плечи. И тут же почувствовал, что теряю равновесие. Пошатнулся, неловко взмахнул руками. «Твою ж…» — выдохнул Наташе в лицо. Неуклюже развернулся, не нащупал ногой опору. Ботинок скользнул по камню.
Я всё же оттолкнулся от валуна, соскочил на землю. Клацнул зубами. Устоял на ногах — не распластался на земле. Обернулся и убедился, что не утащил ойкнувшую Кравцову за собой. Наташа всё ещё удерживала
